Седьмые Врата
Шрифт:
Перетащив себя через некую черту, он очутился на мягкой траве. Перевернувшись на спину, он посмотрел в сумеречное небо, окрашенное красным заревом и огненными сполохами, небо, отливавшее золотом. Он должен был излечить себя, выспаться. Так он и сделает со временем, но на мгновение ему захотелось почувствовать все, включая боль. Это был момент триумфа, его триумфа, и он хотел запомнить его навсегда. Запомнить всю ту боль, которую испытал.
Боль. Страдания. Ненависть.
Когда же он понял, что должен либо исцелиться, либо умереть – он приподнялся на локте и огляделся, желая убедится, что вокруг нет опасности.
И впервые он увидел город, который его враги назвали «Нексус».
Он был прекрасен: его белокаменные здания мерцали всеми цветами заката. Ксар узрел красоту, и вместе с ней кое-что еще.
Он увидел людей – свой народ, трудящийся в мире и безопасности. Без страха перед драконами, волколаками и сногами.
Он выжил в Лабиринте. Он победил его. Вырвался. Он был первым, кто сделал это. Самым первым. Но он не будет единственным. Завтра, после того как он выздоровеет, он вернется назад через Врата, и приведет кого-нибудь еще.
Еще через день он снова вернется. А затем еще и еще. Он будет возвращаться в эту ужасную тюрьму и поведет свой народ к свободе. Он приведет свой народ в этот город, в этот рай.
Слезы застилали его взор. То были слезы, рожденные болью и усталостью, но впервые в жизни это были также и слезы надежды.
Потом, уже гораздо позже, Ксар взглянет на город чистым и холодным взглядом, и там он будет видеть армии.
Но не тогда. Тогда, сквозь слезы, Ксар видел играющих детей…
Теперь же предзакатное небо было черно от дыма. Обугленные тела детей лежали на улицах, сведенные страшными предсмертными судорогами.
Рука Ксара потянулась к сердцу, к руне, нанесенной на его грудь много лет назад. Его имя, было… Как же его звали? Имя человека, который протащил себя через Последние Врата? Ксар не мог вспомнить. Он стер это имя со своего тела, переписав поверх него руны силы и могущества.
Также же, как и стер его в своей памяти.
Если бы только мог вспомнить это имя…
– Я вернусь в Нексус, – Ксар говорил в пугающую тишину, которая исходила от него. Тишина, которая на мгновение сблизила их надежды. Связала даже с его врагом. – Я вернусь… через Седьмые Врата.
Ксар посмотрел на сартана. Альфред, так он себя называл. Это тоже не настоящее имя:
– И ты отведешь меня туда.
Пес громко залаял, точно требуя чего-то. Это могло навлечь на него неприятности.
– Нет! – сказал Альфред спокойно и слегка печально. – Я не стану этого делать.
Ксар взглянул на тело Эпло, лежащее на холодном камне:
– Он все еще жив, в этом ты прав. Но он с таким же успехом может умереть. Что ты собираешься предпринять по этому поводу ?
Лицо Альфред стало пепельно-белым. Он облизнул сухие губы.
– Ничего, – сказал он, сглотнув. – Здесь я ничем не могу помочь.
– Неужели? – издевательски-вежливо полюбопытствовал Повелитель Ксар. – Заклинание некромантии, которое я использовал, сохраняет его плоть. Его сущность или душа, как вы это называете, заключена внутри собаки. Внутри тупого животного.
– Некоторые могли бы сказать, что все мы заключены подобным образом, – произнес Альфред тихо, и никто кроме собаки его не расслышал.
– Ты можешь все это изменить, – продолжил Ксар. – Ты можешь вернуть Эпло к жизни.
Сартан задрожал:
– Нет, не могу.
– Сартан – лжец! – Ксар улыбнулся. – Никогда бы не подумал, что такое возможно.
– Я не лгу. – Сартан развернулся, вытянувшись во весь рост. – Вы использовали заклинание некромантии, применив магию патринов, я не могу ни снять его, ни изменить.
– Но ты мог бы… – прервал его Ксар. – Внутри Седьмых Врат.
Альфред поднял руки, как бы защищаясь, хотя никто даже не сделал и шага в его сторону. Он отступил в дальний угол, оглядывая камеру, возможно первый раз посчитав ее настоящей тюрьмой:
– Вы не можете просить меня об этом!
– Но мы просим, не так ли, дочь моя, – сказал Ксар, оборачиваясь к Мейрит.
Она лихорадочно дрожала. Протянув руку, она коснулась холодной плоти Эпло.
– Альфред…
– Нет! – Альфред вжался в стену. – Не проси меня об этом! Ксару наплевать на Эпло, Мейрит. Твой повелитель хочет уничтожить мир!
– Я хочу вернуть все то, что уничтожили сартаны! – прорычал Ксар, теряя терпение. – Объединить четыре мира в единое целое.
– Которым ты будешь править! Только способен ли ты на такое? Даже Самах не смог править миром, который создал. Все, что он делал – было одной большой ошибкой. И он ответил за свои преступления. Время все расставило по своим местам. Менши построили новую жизнь в этих мирах. Если вы свершите, что задумали, миллионы невинных погибнут…
– Те, кто останутся, только выиграют от этого, – Ксар повернулся. – Разве не это сказал Самах?
– А как же те из вашего народа, кто пойман в Лабиринте? – требовательно спросил Альфред.
– Они будут свободны! Я освобожу их!
– Вы обрекаете их. Они могут сбежать из Лабиринта, но им никогда не избежать тюрьмы, которую вы для них построите. Тюрьму, сотканную из постоянного страха. Я знаю! – сказал он и печально добавил: – Я жил так почти всю свою жизнь.
Ксар молчал. Нет, он не обдумывал слова Альфреда; казалось, он вообще перестал уделять свое драгоценное внимание вечно ноющему сартану. Он пытался придумать способ, как принудить этого размазню выполнять его волю. Повелитель осознавал всю реальную мощь, таящуюся в сартане, может быть, даже лучше, чем он сам. Ксар не сомневался, что ему удастся выиграть битву, если таковая между ними произойдет. Но ему не удалось бы выйти из нее невредимым, да и сартан был бы наверняка мертв. Принимая во внимание «удачи» Ксара в некромантии, такой результат был крайне нежелателен.