Сегодня - позавчера 2
Шрифт:
Шли внимательно и осторожно, потому медленно. Мы - с их скоростью.
Грохот пуль по броне я услышал раньше, чем выстрелы.
– К бою!
– закричал я, захлопывая люк и дав газу.
Это была одна из засад немцев, очаг их обороны, выставленная на дороге. Танком проутюжил их окопы, раздавил противотанковую пушку, не дав её развернуть. И... провалился в блиндаж. Да так, что нос танка задрался в небо, а грузовик, так и последовавший за мной в атаку на привязи, врезался бампером в корму. Бойцы, посыпав из кузова, добили немцев.
Итог их засады на нас (или нашего налёта на них - мы вышли им в спину) - двенадцать тел в серых шинелях и серых женских платках, уничтоженное 37-мм орудие, захваченный пулемёт. Потери с нашей стороны - обездвиженный транспорт, и танк, и авто, двое убиты, трое, в том числе отец Анатолий - ранены. Прохор тут же ими занялся.
– Занимаем круговую оборону! Померенцева! Связь!
Доложил Берлоге о своём местоположении и происшествии. Конечно, изоповым языком. Обещали прислать помощь.
Пока ждали, помародёрствовали, но немцы и сами были как церковные крысы - без еды. Пожевали сухарей и снега. Замёрзли ещё больше.
Раздавленная землянка начала дымить. Видимо, в ней мы раздавили не только немцев и их припасы, но и печку. Обидно будет если танк сгорит. С ним мы ничего сделать не смогли, а вот грузовик завёлся и всей толпой его толкнули назад метра на два. Но дальше ехать не рискнули - по этой дороге он не пройдёт.
Через два с половиной часа (кстати, только сейчас обратил внимание, что это уже 4 или 5 бой, а часы ещё ходят, что порадовало) прибежал дозорный с востока, только что смененный:
– Гул двигателей с востока, наши!
– Не факт. Рота! К бою!
На нас вылетел широкогрудый танк с трапециевидной башней, ходко подминавший снег широченными гусеницами. Т-34. Вот ты какой!
Я развернул полотно изрядно простреленного полотна флага с коричневым пятном крови. Пятно не будет отстирано никогда! Это честь для нашего знамени, а для нас честь - такое знамя!
Танк встал, как вкопанный, но из-за него вылетел второй. Оба повернули на нас башенные орудия. Я их довольно невежливо и не литературно спросил об этом их занятии и их психическом самочувствии.
Из-за танков выбежали с десяток автоматчиков в белых полушубках, люки танков, наконец открылись, показалась знакомая рожа - Кельш, собственной персоной. Я, в том же стиле, спросил его, что старший майор ГБ тут, в тылу врага, делает, показав на раздавленное орудие, спросил о его психическом самочувствии и умственном развитии. Я также выразил сожаление, что столь высокоценный потенциальный "язык" не прибыл сюда на три часа раньше и выразил соболезнование нашей армии, которая осталась бы без Кельша.
– Кузьмин, прекрати паясничать. Поехали, - махнул рукой Кельш.
"Шеф, шеф, всё пропало!". Вот и за мной явился "чёрный воронок". Теперь понятна причина явки лично Кельша, боевое построение танков, нервное поведение чекистов. Брать меня приехали. Ясно, что если окажу сопротивление - брать будут жёстко.
Я был в ярости, от того, что маленько струхнул. Ясно, что "явки и пароли провалены", я раскрыт. Но, где я "накосячил"? В чём ошибся? Паника овладевала мной, что злило меня. Мысли метались по голове бешенной белкой, не находя выхода из ситуации. Это он здесь, под пулемётами моих людей, так мягко стеллит. А там - запеленают, захомутают. А что делать? Если я махну рукой, мои пацаны их всех заставят снег перекрашивать в бордовый. А потом? Это измена. Что потом нам делать? К немцам идти? Самостоятельно воевать? На запад идти и партизанить? Зимой-то? Самое оно. Самому линять? Куда?
Гонор мой спал. Нет у меня иного пути. Только отдаться в руки чекистов. Смериться с судьбой. И будь, что будет.
– Я арестован?
– спросил я, тут же услышав щелчки предохранителей и затворов за спиной, торопливо крикнул: - Отставить!
– Зачем? Ты удивился, зачем я приехал? Нам приказано доставить тебя немедленно. Если это был бы не я, а простой особист, то что, братоубийство? Им бы ты поверил?
– Мне и вам пока нечему верить.
– Это не арест, Витя. Даже не задержание. Это приказ. Твои гусарские забеги, это, конечно, хорошо, но ты срочно нужен для другого.
– Для чего другого? Я - командир штурмовой роты на выполнении задания. Не может быть другого!
– Это секретная информация! А ваше задание закончено! Вот приказ командира полка подполковника Степанова!
Кельш спрыгнул с танка, вслед за ним - танкист, зыркнувший на меня, но побежавший к немецкому танку. Кельш достал из планшета бумажку, я прочёл. Так и есть. Приказ вернуться в расположение штаба полка.
– Я планировал рейд своей роты на трёх танках по коммуникациям врага!
– Рейд будет, но без тебя.
– Без меня у них не получиться!
– Не считай себя самым незаменимым.
– А что, разве это не так? Последние два дня. Сколько было у моей роты безнадёжных атак, обернувшихся невероятным успехом? Какое другое подразделение дивизии может похвастаться подобным? Нет таких? Без меня - не получиться! Я придумал - я и проведу! А после и поеду с вами, куда скажите.
– А голову твою бесшабашную продырявят, что со мной сделают, знаешь? Вот потому я и приехал, как ты сказал, в "туев тыл к долбанным фрицам". Поехали, Медведь, есть более важные дела.
– Кто роту возглавит?
– Младший политрук, как там его?
– Нет. Он политрук, а не командир. Не готов пока. Терентьев!
– крикнул я.
Подбежал командир первого взвода.
– Принимай роту. Кто командует операцией?
– Капитан Головня, командир танковой роты.
– Терентьев, поступаешь в распоряжение капитана Головни. Как я понял, это тот, что в Панцере Третьем лазит? Тебе всё понятно, ротный?
– Никак нет!
– упрямо вытянулся взводный.
– Исполнять!
– рявкнул я, тише добавил: - Потом поймёшь.