Сегодня - позавчера 2
Шрифт:
Две наши зенитные самоходки покинули свои капониры, вылетели на дорогу и рванули на восток. Немцы по ним стреляли, но для танков - далековато, для гаубиц - слишком быстро. Утыканные ветками, укрытые маскировочными сетями зенитки больше походили на самодвижущиеся кусты. А самое главное - походили на танки утыканные ветками, чего я и хотел. На что был похож их отход? На бегство двух танков. Я надеялся, что немцы посчитают, что танковое подразделение было ими разбито, два оставшихся танка бежали, бросив пехоту. Надо чтобы противник ударил разом и всей техникой. Такой удар нам выдержать будет
Восемьсот метров. Шестьсот. Вот один панцер подорвался на мине. Не загорелся, хотя катки поотрывало.
– Братья!
– обратился я в рацию, - Удачной охоты!
Семь трёхдюймовых стволов Грабина - это вам не кот наклал! Три танка были подбиты сразу же. Благодаря высокой скорострельности и скрытности позиций наших орудий мы сразу завоевали себе огневое превосходство. Немцы заметались по полю, лупя по посёлку наугад.
Воспользовавшись образовавшейся у противника сумятицей, выбили половину их машин. Только потом их командование смогли совладать с ситуацией. Танки полезли на посёлок, ведя частый огонь с коротких остановок. Усилился миномётно-пушечный обстрел. Подтянулась к танкам немецкая пехота.
– Единорогам - отход вбок через зад!
– приказал я.
Самоходки разошлись, как ворота, на фланги, открывая дорогу танкам противника. Немцы сразу почувствовали, что наш огонь ослаб, рванули прямо по дороге, потеряв на мине ещё один танк. Через минуту танки прошли по позиции ПТО, и ходом пошли дальше. Пехота ворвалась на окраину села. Закипели перестрелки с кинжальным огнём в упор с нашей пехотой, яростно отбивавшейся гранатами и штыками.
Первый танк проскочил деревню и выскочил на дорогу.
– Давай!
– пнул я наводчика. Орудие моего Единорога выстрелило, звякнула гильза.
– Готово!
– прокричал заряжающий.
– Выстрел!
– проорал наводчик, орудие опять громыхнуло, раскачивая всю машину. Потом ещё раз. И ещё.
Первый танк горел, развернувшись поперёк дороги. Рядом взорвался следующий, высоко подкинув башню. Единороги отстреливали мелькавшие меж деревьев и горящих домов машины врага.
– Коля, лево-назад!
– приказал я мехводу, а наводчику, - Танк за забором.
– Вижу! Взял! Выстрел!
– проорал наводчик.
Орудие громыхнуло, уши опять "забило ватой" и я едва услышал:
– Атас!
Я подумал: "Какого...?", но тело сработало на автомате, я рухнул на пол, тут же по броне самоходки ударили несколько молотов. Надо было покидать машину при этом сигнале, а я, как истинный пехотинец, припал к полу. Поняв это, дёрнул спуск дымомётов и выкатился из Пуха. Тут же мощная длань Громозёки схватила меня за воротник и отшвырнула в сторону. Я скатился в яму, бывшую когда-то лужей. Тут, на растрескавшейся корке грязи уже сжался наш заряжающий. Я быстро выглянул. Громозека, укрывшись дымом, тащил из чрева машины наводчика, а в 70-80 м на нас шёл Pz-II. Угрозы от нас он уже не видел - башня его отвёрнута вбок, но приближается. Видимо, решил использовать корпус нашей самоходки для прикрытия.
Я вскочил, подлетел к Громозеке, вместе выдернули раненного наводчика. Ему практически оторвало ступню. А самоход не горел. Едкий дым дымовых зарядов щипал глаза и дыхательные пути.
– Неси и вернись, - велел я Громозеке, сам полез обратно в машину.
Двигатель продолжал работать, орудие цело и даже заряжено, а вот мехвод был убит. Их обоих с наводчиком зацепило одним и тем же снарядом.
А немец уже в паре десятков метров. Рядом тяжело приземлился Громозека.
– Поверни машину на этого немца, а я его убью!
– прокричал я ему в ухо. Громозека сразу потянулся в отделение управление, прямо через разорванное тело мехвода.
Хорошо, что перегородки межотсековые не успели поставить. Хотя, может наводчик был бы тогда цел?
В прицел ничего не было видно из-за дыма, я высунул голову поверх брони - авось, с такого расстояния не промажу и так. Единорог довернул, ствол практически упёрся в Pz-II. Танкисты начали понимать, что что-то не так, но я не дал им шанса - выстрел в упор практически развалил лёгкий танк противника.
– Атас!
– проорал я, вываливаясь из Единорога, рядом упал Громозека. Мы вместе скатились в яму, слишком маленькую для троих. Троих? А где зарядный? Бежит, сука!
– Жгут наложи, - ткнул я Громозеку, указав на наводчика, так и лежавшего без сознания, а сам побежал за трусом. Догнал его быстро, подсечкой сбил с ног, рухнул сверху, перевернул и несколько раз со злости вмазал в лицо, разбивая ему в лепёшку губы, нос, брови. Потом плюнул, встал, пнул ещё раз и приказал:
– За мной!
– и не оборачиваясь, побежал, пригнувшись, к "Пуху".
Дым развеялся и я смог оценить "поле" боя. Фактически, бой был проигран. Я не видел никого из наших. Только серость врага. Дым и огонь. Выстрелы и взрывы. Неужели, всё? Мы разбиты?
– А вот и хер вам! Мы ещё живы!
– заорал я. Кому? Самому себе.
– И "Пух" исправен, - прогудел рядом Громозека.
Мы встретились с ним глазами. Он подхватил наводчика, мы побежали к машине. Громозека дёрнул сидение мехвода, разом отогнув все трубки, из которых оно и было сварено, вытащил тело. Мехвода и наводчика положили в командное отделение, Громозека сел в окровавленное отделение управления, я за орудие, сзади щёлкнул затвор, заряжающий ткнул меня в плечо:
– Готово!
– Назад!
– приказал я Громозеке.
Он опять завел двигатель, дал задний ход. Я вставил разъём шлемофона в гнездо. Сразу же услышал, что меня вызывает множество голосов.
– Тут Медведь. Я в теме. Назовись.
Отозвались три Единорога, Кадет и Феникс-7. Феникс доложил, что "куцые" Т-70 вышли на него и рвуться в бой. Да куда им против немцев? Их даже Pz-II расхерачит, не говоря уже о более тяжёлых машинах. Хотя... Тут сейчас такая свалка!
– Феникс, даю добро "куцым". Пусть на всех парах летят и бьют в упор и только в борт или под хвост. Как понял меня?