Сегодня – позавчера
Шрифт:
— Ух, хороша! — услышал я едва мы вышли из палаты.
— Катерина, подожди меня, — попросил я, вернулся в палату, — ребята, угощайтесь. Мне одному всё одно не съесть. Витамины.
И совсем тихо добавил:
— Если хоть от одного похабный намёк в её сторону услышу — лицо обглодаю! Я понятно объясняюсь?
— Поняли мы, старшина. Иди, выгуливай подругу, не сумлевайся. А за угощение — спасибо.
— И Екатерине Георгиевне нашу благодарность передай.
Катерина стояла недалеко.
— Слышала?
— Да. Это ты правильно сделал, что поделился с ними. А я ещё принесу. Каждый день носить буду. Если сама не смогу — Васька принесёт.
Мы прошлись по парку, подошли к выходу в город. Дальше идти я не мог. Хотя и в прекрасных кожаных сапогах,
— Ты не обиделась на меня?
— Обиделась. Жену любишь?
— Люблю.
— Её здесь нет. Как и мужа моего. Я его тоже до сих пор, дурака, люблю.
— Совсем не так. Она жива.
— И мы живы. Пока.
— Вот тут возразить нечего.
— Я ведь не покушаюсь на её любовь. Вообще ни на что не покушаюсь. Ты очень на мужа моего похож. И внешне, и лицом, и голосом. Когда я с тобой — как будто он рядом. Не гони меня. Пожалуйста.
— Не буду.
— Я завтра приду.
— Я буду ждать.
— Пока! — она встала на носочки, потянула мою голову за воротник вниз, чмокнула в щеку.
И пошла. А я стоял и смотрел вслед. Необыкновенная женщина.
— Необыкновенная женщина.
Я сначала даже не среагировал — но потом дошло, что слова эти прозвучали не только в моей голове, но и вокруг. И произнёс это не я, а голос Натана.
— Я извиняюсь, я ненароком, почти ненароком, услышал ваш разговор.
— Я не собираюсь обсуждать это с кем бы то ни было.
— Я понимаю. Но не для этого искал я тебя. Твои геройства в анна-каренинском стиле не прошли незамеченными.
— Анна-каренинском? А, Толстой, на рельсы под паровоз. Читывал. Не понял я её.
— Тонкая дворянская психика.
— Слишком даже. Малахольная она. Неужели они все такие были? Это же диагноз неврастении целого класса общества.
Натан гогокнул:
— Не все, конечно. Но некоторая степень моральной деградации и психического расстройства было очень частым явлением. За исключениями некоторых довольно ярких личностей.
— Ты не о Колчаке, случаем, с Врангелем? Так их исключение, скорее подтверждает правило.
— Может быть. Мне больно думать об этом. Давай не будем.
— Почему?
— Они были элитой. Их уничтожили. Давай, отойдём.
Мы сели на лавку в глубине парка. Стемнело, но было ещё жарко.
— Я думаю, что, — начал я, понимая, что «палюсь», но «Остапа понесло», — институт дворянства был создан как прослойка служивых людей, государевых. Они были опорой общества, его нервной системой, его структурообразующим элементом. Общество их содержало, но они должны были тянуть ярмо Служения. В случае войн, а для нашей страны — война — постоянное явление, они клали жизни свои на алтарь победы. Лучших представителей общества это же общество заталкивало в «ярмо Служения», содержало их и их детей, как представителей качественной породы. То есть, давали им дворянство. Такой вот искусственный отбор. Но… Им надоело. Обленились. Их стало много, угроз мало, они почувствовали свою силу. И осознали угрозу себе, как классу. И угроза эта- не иноземцы, а собственное общество — народ и царь, которые так и норовили их в ярмо затолкать. Они стали притеснять народ, стремясь к деградации русского мужика до состояния бессловесного быдла, стали убивать царей, меняя их по своему усмотрению, а не по Божьему разумению, хотя бы Павла вспомни. Он стал их теснить — они сменили его на другого, более слабого. Что получила Россия? Войну со всей Европой, объединённой Наполеоном. Оно нам надо было? Зато, они получили право не «тянуть ярмо». Общество их продолжало содержать, получая взамен лишь вред, яд западного мышления в русскую душу. Кстати, запад, западло и западня — родственные слова и понятия. Ясно, что дворянство стало деградировать в основной массе своей, кроме немногих отщепенцев, добровольно в «ярмо» впрягшихся. Труд, он облагораживает. Лень — оскотинивает. Но, чрезмерный труд, особенно неблагодарный выжигает человека, что часто стало происходить с мужиком стараниями «элиты», как ты её называешь. А душа России — именно мужик. А душа — это часть Бога. Так что, то, что произошло — закономерно. Катарсис, очищение огнём. Как больной организм изгоняет яд жаром, так и русское общество избавилось от паразитов и их яда. Не стоит так сокрушаться о былом. Не всяк же дворянин был истреблён. Вон, родственники графа Толстого же живы. Живут среди нас, творят. Говорят, Алексей Толстой что-то грандиозное намутил в виде книги.
— Кто ты, Вить? Ведь, ясно же, что ты не просто старшина.
— Чё это вдруг?
— Да не придуряйся. То, что ты сейчас сказал, тянет на научную работу. Но я нигде не встречал хотя бы части сказанного тобой.
— То есть, ты отказываешь крестьянскому сыну в праве шевелить извилинами? Зря. Да, основная масса того, что я сказал — прочитано мной. Но сопоставить разрозненные факты в единое видение мира, не вызывающее душевного отторжения — труд самого человека. И именно подобный труд над собой возвышает человека и делает его человеком, а не тварью дрожащей. И этому меня учил дед, крестьянин, а его — его дед, тоже крестьянин, владеющий собственной библиотекой. Лишнюю денежку он не пропивал, на книги спускал. Так-то. Не там ты элиту ищешь.
— Просто я впервые встречаю настолько разумного…
— Мужика. Что же ты, не стесняйся, я не обижусь. У нас на Урале и в Сибири подобные мне не исключение, а скорее правило. Только их называть надо не просвещенные, это слово навсегда обгажено привязкой к погрязшей в бесовщине Европе, а просветлённые. Увидевшие отблеск Бога в душе своей. А здесь таких мало. Чрезмерный неблагодарный, почти каторжный труд сначала убил в людях Надежду, потом погасла Вера и потемнела душа. Откуда свет в ней возьмется? Как без божественной искры в душе отличить правду от кривды? Полагаться на ум? Ненадёжный инструмент, легко поддающийся обману соблазнов. Помни, Натан — логика — вотчина сатаны. Посмотри хотя бы на врага нашего теперешнего — была Поруссия, жили наши люди. Счастливо жили. Поддались соблазнам. Элиты переродились. Глас Бога слышать перестали. Тёмные души. Чистая логика. Бесчеловечная. Сатанинство. Они, логически неопровержимо, доказывают, что они есть потомки Ариев — лучшие. Это так. Но туда Арии пришли отсюда. Но Арий никогда не будет утверждать, что он лучший. Потому что точно знает — все народы лучшие. Все дети одного бога. Не может у отца быть лучших или худших сынов. Все сыны любимы. Арий не станет истреблять другой народ, знает точно — все равны перед Богом. А немцы сейчас, как и древние римляне, стали бесами. Бездушными. Римляне из кожи славянских детей страницы книг делали, а немцы из кожи людей — сумочки, куртки, перчатки.
Натан отшатнулся в ужасе.
— Не может быть.
— Невероятно? Прислушайся к себе. Не к логике — она обманет. К душе прислушайся. Она верит?
Натан уронил голову. Глухо сказал:
— Они евреев в Польше, как скот, в загоны заперли. Считают их не людьми. А цыган истребили.
— Тоже не веришь? Но просто расстрелять всех — нелогично. Гораздо логичней, а значит выгодней процесс истребления сделать прибыльным — кровь — раненным, кожу — галантерея, из кости — сувениры, игрушки, шахматные фигуры, например. Огромным спросом всё это пользуется. И не только в Германии. Централизованные, но негласные, поставки в Англию, Северную Америку. Там это считается проявлением элитарности — отринуть человеческую мораль. Уподобиться зверю — есть себе подобных. Ну, а те останки, что в производство не годятся — идут на удобрения. Человек человека ест. У бесов Рима даже пословица такая была.
— А ещё с крестами ходят.
— И на танках, самолётах рисуют. Не смотри на мир глазами, Натан, обманут они. Смотри на суть вещей и явления. Зри в корень, как учил Козьма Прутков.
— Я вот слушаю тебя — и не пойму. Толи ты и был такой, хотя скрывал ото всех, то ли контузия так подействовала.
— А, врач в тебе заговорил. Если и дальше будешь глупости молоть, так и буду тебя врачом обзывать. От слова «врать».
Натан удивился:
— А должно как?