Сегун. Книга 1
Шрифт:
– Можно подняться на борт?
– Кому, англичанин?
– Господину Торанаге, его переводчице и телохранителям.
Феррьера сказал спокойно:
– Без охраны.
Алвито не согласился:
– Он не может явиться сюда без самураев. Это вопрос престижа.
– Черт с ним, с престижем! Без телохранителей.
– Я бы не хотел, чтобы на борт поднимались самураи, – поддержал Родригес.
– Может быть, все-таки пустить пятерых? – спросил Алвито. – Только его личную охрану? Вы же понимаете, в чем дело, Родригес.
Родригес
– Пять человек будет нормально, адмирал. Мы приставим к вам пять человек, «личную охрану» с парой пистолетов на каждого. Святой отец, продумайте все до мелочей. Лучше предоставить это святому отцу, адмирал, он знает как. Ну, святой отец, давайте! Но рассказывайте нам, о чем идет речь.
Алвито подошел к планширу и крикнул:
– Вы ничего не добьетесь этой ложью! Готовьте свои души к адским мукам – вы и ваши разбойники. У вас десять минут. Потом адмирал прикажет стрелять и отправит вас на вечные мучения!
– Мы плаваем под флагом господина Торанаги, клянусь Богом!
– Это фальшивый флаг, пират!
Феррьера сделал шаг вперед:
– Что за игру вы ведете, отец?
– Пожалуйста, наберитесь терпения, адмирал, – попросил Алвито. – Это только для проформы. Иначе Торанага навсегда затаит обиду, что мы оскорбили его флаг – а так оно и было. Ведь Торанага не простой даймё! Может быть, вам лучше вспомнить, что он имеет больше войска, чем король Испании!
Ветер вздыхал в снастях, рангоуты нервно поскрипывали. На юте зажгли факелы, и стало хорошо видно Торанагу. Над волнами разнесся его голос:
– Цукку-сан! Как осмелился ты убегать от моей галеры! Здесь нет пиратов – только те, что караулят вход в гавань на рыбачьих лодках. Я хочу немедленно подойти к борту!
Алвито закричал в ответ по-японски, разыгрывая удивление:
– Но, господин Торанага, простите, у нас и мысли не было, что это вы! Мы думали, это только ловкий трюк. Серые сказали, что ронины силой захватили галеру! Мы решили, что разбойники под предводительством английского пирата плавают под фальшивым флагом. Я немедленно поднимусь к вам.
– Нет. Я сейчас сам пожалую к вам.
– Прошу вас, господин Торанага, позвольте мне подняться, чтобы сопровождать вас! Мой господин, отец-инспектор, здесь вместе с адмиралом. Они настаивают, чтобы мы исправили ошибку. Пожалуйста, примите наши извинения! – Алвито снова перешел на португальский и громко прокричал боцману: – Спусти баркас! – И опять Торанаге по-японски: – Баркас будет спущен сейчас же, мой господин.
Родригес слушал, как униженно звучит голос Алвито, и думал о том, насколько труднее иметь дело с японцами, чем с китайцами. Китайцы понимают искусство переговоров, компромисса и уступок, вознаграждений. Но японцы переполнены гордостью, а когда задета гордость – любого японца, не обязательно самурая, – смерть считается лишь малой ценой, заплаченной за оскорбление. «Ну идите же, давайте покончим с этим», – хотелось крикнуть ему.
– Адмирал, я сейчас же отправлюсь к ним, – объявил отец Алвито. – Ваше Преосвященство, если вы тоже поедете, это очень поможет ублаготворить его.
– Я согласен.
– Это не опасно? – насторожился Феррьера. – Вас двоих могут использовать как заложников.
Дель Акуа успокоил:
– Как только обнаружатся признаки вероломного умысла, я прикажу вам именем Божьим уничтожить этот корабль и всех, кто на нем плавает, независимо от того, будем мы на борту или нет.
Он спустился с юта на главную палубу, прошел мимо пушек – складки его одеяния величественно развевались. В начале трапа он оглянулся и сотворил крестное знамение. После этого сошел по трапу в баркас.
Боцман отчалил. Все моряки были вооружены пистолетами, под своим сиденьем боцман припрятал бочонок пороха.
Феррьера перевесился через планшир и тихо произнес:
– Ваше Преосвященство, привезите с собой еретика.
– Что? Что вы сказали? – Дель Акуа нравилось играть с адмиралом, чье низменное высокомерие смертельно оскорбляло иезуита. Конечно же, он сам давно решил захватить Блэкторна при первой же возможности и достаточно хорошо слышал. «Какая глупость», – подумал он.
– Привезите с собой еретика, а? – повторил Феррьера.
На юте Родригес услышал глухое: «Да, адмирал», – и подумал: «Какое злодейство ты задумал, Феррьера?»
Он с трудом повернулся в кресле, его лицо побледнело. Боль в ноге изматывала, требовалось очень много усилий, чтобы терпеть ее. Кости срастались хорошо, и, слава Мадонне, рана была чистой. Но все же увечье было таким тяжелым, что даже малейшее покачивание судна становилось тяжелым испытанием. Он глотнул грога из полупустого морского меха, свисающего с колышка на нактоузе.
Феррьера наблюдал за ним.
– Нога еще болит?
– Нет – грог ослабил боль.
– Хватит ли вам сил проплыть отсюда до Макао?
– Да. И все время воевать с морем. И вернуться летом, если вы это имеете в виду.
– Да, именно это я имею в виду, капитан. – Губы Феррьеры сложились в насмешливую улыбку. – Мне нужен здоровый капитан.
– Я здоров. Нога хорошо заживает. – Родригес забыл про боль. – Англичанин не поднимется на борт по доброй воле. Я не думаю, что он придет.
– Ставлю сто дукатов, что вы не правы.
– Это больше, чем я зарабатываю за год.
– Заплатите, когда прибудем в Лиссабон, из доходов от черного корабля.
– Согласен. Ничто не заставит его подняться на борт добровольно. Я стану на сто дукатов богаче, ей-богу!
– Беднее! Вы забыли, что иезуиты еще больше моего хотят залучить его сюда.
– Почему?
Феррьера оценивающе оглядел своего капитана и не ответил, все так же криво ухмыляясь. Потом, поддразнивая, сказал:
– Я выведу Торанагу из гавани, если он отдаст мне еретика.