Сегун. Книга 3
Шрифт:
– Больше ни для чего?
– Ни для чего.
«Не стоит беспокоиться, Марико, и глядеть так строго, – радостно думал он. – Со всем этим я сумею справиться. Торанага удовлетворит все мои просьбы».
Перейдя освещенный факелами Итибаси – Первый мост, который вел непосредственно в город, – она остановилась.
– Теперь я должна вас покинуть, Андзин-сан.
– Когда я смогу увидеть вас?
– Завтра. В час лошади. Я буду ждать вас на переднем дворе.
– Я не могу встретиться с вами ночью? Если рано вернусь?
– Нет, простите, пожалуйста, не этим вечером. – Марико церемонно поклонилась. – Конбанва, Андзин-сан.
Он поклонился как самурай и смотрел, как она шагает
Глава сорок восьмая
– Чужеземцы живут там, Андзин-сан. – Самурай показал вперед.
Блэкторн напряженно всматривался в темноту, ощущая, как душен и зноен воздух.
– Где? В этом доме? Там?
– Да. Это здесь, прошу прощения. Вы видите?
Еще одно скопление домишек и узких улочек – в ста шагах перед ними, за клочком голой болотистой земли; над всей местностью возвышается большой дом, смутно выделяясь на черном небе.
Блэкторн некоторое время осматривался, выискивая хоть какие-нибудь ориентиры и отмахиваясь от налетающих на него насекомых. Вскоре после Первого моста он совсем запутался в этих лабиринтах. Они двигались по многочисленным улицам и проулкам, сначала в сторону берега, забирая к востоку, через мосты и маленькие мостики, потом повернули севернее, вдоль берега ручья, который петлял по окраинам города. Местность здесь была низменная и сырая. Чем дальше от замка, тем хуже становились дороги, беднее жилища; люди, которые попадались навстречу, вели себя подобострастно; все реже пробивалось сквозь сёдзи мерцание света. Эдо представлял собой сплошной массив деревень, разделенных дорогами и ручьями. Здесь, на юго-востоке города, почва была заболочена, дороги утопали в грязи. Зловоние заметно усиливалось: миазмы гниющих водорослей, фекалий, илистых отложений перебивались резким сладковатым душком, который показался Блэкторну странно знакомым.
– Вонь как на Биллингзгейт [1] во время отлива, – пробормотал он, прихлопнув на щеке очередного москита. Все его тело стало липким от пота.
Тут он услышал приглушенный расстоянием отрывок разухабистой морской песни на голландском – и все его недовольство исчезло: «Винк?» Сразу повеселев, он заторопился на звук голосов. Факельщики заботливо освещали ему дорогу, самураи торопились следом. Подойдя ближе, он увидел одноэтажное строение, частично в японском, частично в европейском стиле. Оно возвышалось на сваях, было огорожено высоким покосившимся бамбуковым частоколом, обозначающим границы участка, и казалось новым по сравнению с хижинами, сгрудившимися вокруг него. Ворот в заборе не было – только маленькая щель; крыша из соломы; передняя дверь очень прочная; стены толстые; на окнах ставни, похожие на голландские. Повсюду из щелей струился свет. Пение и веселая болтовня в доме стали слышнее, но голосов он еще не узнавал. Каменные плиты вели через неухоженный сад прямо к ступеням веранды, где у входа был привязан короткий флагшток. Блэкторн остановился и рассмотрел его: небольшой, сшитый вручную флаг Нидерландов висел тряпкой – при виде его сердце Блэкторна забилось чаще. Передняя дверь резко распахнулась от толчка, на веранду легла полоса света. У порога появился пьяный Баккус ван Некк, с полузакрытыми глазами, споткнулся, стащил гульфик и стал мочиться высокой изогнутой струей.
1
Биллингзгейт – большой рыбный рынок, расположенный у самой Темзы, ниже Лондонского моста. – Ред.
– Ах-х-х… –
– Что такое? – по-голландски окликнул его Блэкторн от ворот. – Почему не пользуешься парашей?
– А? – Ван Некк близоруко мигал, всматриваясь в темноту и не видя Блэкторна, который стоял под факелами. – Бог мой, самураи! – Он, ворча, собрался с силами и отвесил неуклюжий поклон в пояс: – Гомэн насай, самурай-сама. Итибан гомэн насай всем обезьянам-сама. – Баккус выпрямился, выдавил из себя болезненную улыбку и пробормотал почти еле слышно: – Видно, я здорово пьян. Показалось мне, что этот негодяй, этот сукин сын говорит по-голландски! Гомэн насай, нэ? – Он привалился к стене, почесываясь и что-то нашаривая в гульфике.
– Эй, Баккус, ты не придумал ничего лучше, чем гадить у себя в доме?
– Что? – Ван Некк вздрогнул, огляделся кругом и слепо уставился на факелы, изо всех сил пытаясь что-нибудь рассмотреть. – Капитан?! – выпалил он. – Это вы, капитан? Черт бы побрал мои глаза, ничего не вижу… Капитан, ради Бога, это вы?
Блэкторн захохотал. Старый друг казался таким беззащитным, неодетым, таким глуповатым со своим свисающим членом.
– Да, это я! – Потом он обратился к самураям, наблюдавшим за этой сценой с плохо скрываемым презрением: – Маттэ кудасай. (Подождите меня, пожалуйста.)
– Хай, Андзин-сан.
Блэкторн подошел ближе и в падающем из двери свете разглядел раскиданный повсюду мусор. Он брезгливо скинул сандалии и взбежал по ступенькам.
– Эй, Баккус, ты стал еще толще, чем перед отплытием из Роттердама, верно? – Блэкторн тепло похлопал старого приятеля по плечу.
– Боже мой, это правда вы?
– Ну, конечно, я.
– Мы давно уже считаем вас мертвым. – Ван Некк подошел и потрогал Блэкторна, желая удостовериться, что не спит. – Боже мой, ты услышал мои молитвы! Капитан, что с вами случилось? Откуда вы взялись? Чудеса! Это и правда вы?
– Да-да. Теперь, пожалуйста, заправь свое хозяйство в гульфик и давай зайдем в дом, – ответил Блэкторн, помня о сопровождающих его самураях.
– Что? Ох! Ох, извините, я… – Ван Некк поспешно привел себя в порядок, по щекам его побежали слезы. – О Боже, капитан… Я думал, это джин опять вытворяет со мной свои шуточки. Пойдемте, но дайте мне сначала предупредить их, а?
Покачиваясь, он зашагал в дом – хмель от радости сразу улетучился. Блэкторн шел за ним. Оставив дверь открытой, ван Некк закричал, перекрывая хриплое пение: «Ребята! Посмотрите, кого привел нам рождественский Дед Мороз!» Он хлопнул дверью, закрыв ее за Блэкторном, чтобы усилить эффект. Наступило молчание…
Блэкторну потребовалось несколько мгновений, чтобы глаза привыкли к свету. Он чуть не задохнулся от смрада, стоявшего в комнате. Все в изумлении уставились на капитана, как на какое-то дьявольское отродье. Потом удивление прошло, и на него обрушились крики радости, приветствия, все его тискали, хлопали по спине и все говорили наперебой:
– Капитан, откуда вы?
– Выпейте-ка!
– Боже, разве такое может быть?..
– Черт-те что, я так рад вас видеть!
– А мы вас мертвым считали…
– Бросьте, у нас все нормально… ну, в основном-то!
– Выметайся со стула, гад-сама. Капитану – самый лучший!
– Эй, грогу! Ну-ка, давай быстро, черт возьми! Мои проклятые глаза сейчас лопнут, если я не пожму ему руку!
Наконец Винк завопил:
– Погодите, ребята! Вы не даете ему слова сказать! Стул капитану и выпить, ради Бога! Сдается мне, он был самураем…
Кто-то протянул Блэкторну деревянный кубок. Он сел на расшатанный стул, все подняли бокалы, и на него опять посыпались вопросы.