Секрет брата Бога
Шрифт:
— Вы правы. Но как же быть с тремя убийствами, обставленными так, чтобы посвященный человек сразу понял, что здесь подразумеваются трое святых? И с тем, что все эти убийства предприняты для того, чтобы скрыть Книгу Иакова? Vere scire est per causas scire.
— Да, не зная причины, не поймешь, что к чему. Так что давайте попробуем копнуть поглубже. Во-первых, вы собираетесь выяснить, действительно ли за вашими неприятностями последнего времени стоят мальтийские рыцари. Нетрудно понять, что это чрезвычайно консервативная группировка. Их священники или капелланы, те, кто осуществляет повседневную деятельность ордена, по всей вероятности, находятся правее иезуитов, которых принято считать крайними консерваторами. Они не смирятся с попыткой представить святого Петра, первого папу, в виде интригана и убийцы. Это повлекло бы за собой такие перемены в церкви… Может быть, чтобы предотвратить все это, они могут пойти и на убийства, и на похищения, кто знает?
— Ну ладно, — сказал Лэнг, — теперь мне осталось только выяснить, так ли это на самом деле.
У него уже появилась отличная идея насчет того, как это сделать.
При виде форели, извивающейся на крючке и сверкающей расплавленным серебром, Манфред завизжал от восторга. Детская радость была настолько заразительна, что Лэнг тоже рассмеялся. Здесь, рядом с его сыном и Герт, не было места для безобразной реальности окружающего мира.
Манфред поднял ручку со своим трофеем:
— Давайте оставим рыбку!
— Ты собираешься ее съесть? — осведомился Лэнг, сделав серьезное лицо.
Радость мальчика слегка утихла — он вспомнил окуней из пруда в Ламаре. Множество окуней.
— Не-а!
— Тогда лучше выпустим ее обратно.
— Но я хочу ее оставить!
Лэнг присел на корточки, так что его глаза оказались вровень с глазами сына:
— Подумай, как нам было бы плохо, если бы тебя кто-нибудь поймал, как эту рыбку. Поймал и не отпустил. У этой рыбки тоже есть мама и папа.
Мысли о семейном положении форели, конечно же, не приходили в голову Манфреду. Он медленно покачал головой:
— Тогда мы ее выпустим.
Лэнг повернулся к Герт — она сидела под дубом, курила неизменную «Мальборо» и почесывала над глазами жмурившемуся от наслаждения Грампсу — и подмигнул.
— Мог бы объяснить, что таких маленьких рыбешек нельзя забирать. — Она кивнула на повешенную хозяевами отеля табличку, предупреждавшую, что всю рыбу меньше десяти дюймов длиной следует выпускать в воду. — Или просто сказать, что это запрещено.
Запрещено, verboten — это слово каждый немец знает с младых ногтей. Но Лэнг предпочитал как можно дольше беречь сына от ограничений и обязательных правил, установленных различными законами. В мире детства и без того много всяких неприятностей, да и недавняя попытка похищения была еще свежа в памяти мальчика.
— Я лучше по-своему.
Короткий диалог не ускользнул от внимания Манфреда:
— А рыбке больно, когда ее ловишь?
Лэнг мог бы начать объяснять разницу между холоднокровными и теплокровными животными или использовать какой-нибудь из казуистических аргументов в духе полупомешанных борцов за права животных, но решил и здесь пойти иным путем. Да и в том, чтобы предоставить обитателям местных рек немного покоя, не было ничего дурного.
— А тебе будет больно, если тебе проткнуть губу острым крючком?
Манфред посмотрел на форель, все еще бившуюся на леске, потом на отца.
— Давай отпустим ее. — Он протянул Лэнгу удочку. — Я не хочу ловить рыбу.
Герт погасила сигарету о землю и отбросила окурок:
— Все равно тебе пора идти спать.
Манфред завел было свои обычные протесты, но взглянул в лицо матери и осекся на полуслове.
На полпути к коттеджу он остановился, держа руку за спиной, и позвал:
— Папа!
— Что? — наклонился к нему Лэнг.
Мальчик дунул, и в лицо отцу полетело облачко одуванчиковых парашютиков, а Манфред, громко смеясь, пустился наутек. В два шага Лэнг догнал его, схватил и стал щекотать. Потом тоже сорвал несколько подвернувшихся под руку одуванчиков и сам дунул их пушистыми семенами на сына. А потом — снова Манфред. Грампс понял только, что без него происходит какое-то веселье, и разразился громким лаем.
— По-моему, мальчики, вам всем было бы полезно поспать, — сухо заметила Герт.
Дальше они шли, держась за руки все втроем — Лэнг в середине, Герт и сын по бокам. Он не мог даже представить себе, был ли он когда-нибудь за всю свою жизнь так счастлив.
Рейлли приехал вчера. Петли, которые он описывал на «Порше» по автострадам и горным дорогам, должны были неизбежно сбить со следа любого, кто взялся бы следить за ним. Едва он припарковал машину перед коттеджем, как дверь распахнулась, оттуда выбежал, раскинув руки, Манфред и кинулся обнимать… Грампса.
— Просто чудесно, что Манфред и Грампс так хорошо ладят между собой, — стараясь не выказывать раздражения, оттого что ему в компании пса приходится играть вторую скрипку, Лэнг обратился к Герт, которая вышла из коттеджа куда спокойнее, нежели ее сын.
Герт улыбнулась медленной зовущей улыбкой и прильнула к Лэнгу. Поцелуй оказался таким долгим, что Манфред тоже решил потребовать своей доли внимания.
— Ну что, Грампс так же любит горные дороги, как и ты?
Увы, как выяснилось, в отличие от «Порше», созданного словно специально для горных дорог, Грампс для них мало годился. За время поездки он дважды принимался скулить, да так, что Лэнгу приходилось останавливаться и выводить измученного пса на обочину, где того рвало. Поэтому Лэнг поспешно сменил тему:
— Когда ему нужно будет спать? Нам бы заняться кое-чем серьезным.
Она закатила глаза.
— У тебя плохо с чувством времени. Он только что встал. Так что, боюсь, нам придется потерпеть.
Лэнг разочарованно вздохнул:
— Я привез немного игрушек.
Герт с деланым недовольством покачала головой:
— Куда важнее, что ты привез Грампса. А привозить каждый раз игрушки вовсе ни к чему. Так он у тебя протухнет.
— Испортится.
— Да, еще и испортится.