Секрет Коко

Грин Ниам

— Это дата их свадьбы, — поясняет Рут, я даже не успеваю ничего спросить.

— О, — опускаю я голову. Увидев эти часы, вспомнит ли Анна о боли, от которой она страдала все эти годы? Проснутся ли в ее душе эмоции, которые она так сильно старалась подавить?

— Что ты будешь делать? — спрашиваю я Рут. — Отдашь ей часы?

— У меня нет выбора, — угрюмо отзывается она, опустив взгляд на свой бокал. — Так что придется. Ей это не понравится, конечно, и мне придется принять на себя весь огонь.

— Я пойду с тобой, — предлагаю

я, сама не зная, почему решилась на такой шаг. Сообщать Анне эту весть будет не очень приятно, но Рут нужна поддержка, и я обязательно должна ей помочь.

В глазах бабушки загорается огонек надежды.

— Правда?

— Конечно, — отвечаю я. — Говорить будешь ты, но я буду рядом, для моральной поддержки. Оттого, что мы пойдем вдвоем, хуже не будет.

Звучит это все гораздо лучше, чем есть на самом деле. Анна может быть воистину ужасна, когда чем-то смущена, а эта новость и вовсе заставит ее почувствовать себя загнанной в угол.

Рут тянется через стол и сжимает мою ладонь.

— Спасибо, милая моя. Знала бы ты, как я это ценю.

— Без проблем. Конечно, я могу и под стол от страха спрятаться…

Она по-доброму усмехается:

— Я так не думаю. Может, ты и считаешь себя трусливой мышкой, но иногда бываешь храброй, как лев.

— Что-то я не очень в этом уверена, — отвечаю я, — но очень стараюсь. А теперь давай закажем еще выпить. Мы этого заслужили.

— Кстати, есть мысль, — предлагает Рут. — Может, стоит напоить Анну, и только потом обо всем ей рассказать? Может сработать.

— Не думаю, что хоть раз в жизни видела ее навеселе, — смеюсь я. Анна слишком правильная, чтобы утратить контроль над собой.

— Да, она даже в свои чертовы бисквиты добавляет исключительно безалкогольный херес, — вспоминает Рут. — Неудивительно, что они такие невкусные.

Она смотрит на меня, и мы снова заливаемся безудержным смехом.

13

— Итак, не могли бы вы рассказать все с самого начала? — просит Бонни, закуривая сигарету и глубоко затягиваясь ментоловым дымом. — Скажите, что вы хотите знать о Тэтти?

На следующий день я снова сижу в скромной театральной гримерке Бонни и настолько жажду услышать новую историю о подруге актрисы, что едва держу себя в руках. Все утро мы с Рут репетировали, как расскажем Анне о Колине, но я пытаюсь отогнать мысли о предстоящем испытании. Мне представилась уникальная возможность, и я не должна ни на что отвлекаться. Об Анне я подумаю позже.

— Я, пожалуй, начну. Суть в том, что я недавно купила кое-что на аукционе и узнала, что эта вещь принадлежала Тэтти. Речь идет вот об этой сумочке, — я достаю «Шанель» из рюкзака и передаю Бонни.

На ее глазах вдруг выступают слезы.

— О, она была ее любимой, — шепчет она так тихо, что я едва слышу ее слова.

— Правда? — спрашиваю я, дрожа от волнения оттого, что она узнала сумку. Мэри Мур никогда ее не видела, и я очень боялась,

что так же получится и с Бонни.

— Конечно. Она много значила для Тэтти, потому что… — Бонни резко вскидывает голову и пристально смотрит мне в глаза, но все же успокаивается, будто бы раздумав рассказывать мне что-то очень важное. — Кажется, я слишком поспешила. Может, вы сначала расскажете мне еще что-нибудь? Например, зачем вам я? Не слишком ли хлопотно приезжать сюда лишь потому, что вы нашли сумочку незнакомой вам пожилой леди?

— В сумочке я кое-что обнаружила. Письмо.

— Письмо Дюка, — шепчет она себе под нос. — Ну конечно.

Дюк! Так вот как его зовут. Наконец-то случилось чудо и я узнала имя.

— Так вы знали его? — спрашиваю я, затаив дыхание от предвкушения.

— Конечно, знала. Тэтти носила с собой это письмо повсюду. — Бонни смотрит куда-то в сторону, ее глаза сверкают от волнения. Я не могу отвести взгляд от ее лица: на нем смешалось так много эмоций, что я понимаю: эта сумочка воскресила в ее памяти множество воспоминаний. Эта женщина точно знает всю историю, связанную с найденным мною письмом, я с трудом сдерживаюсь, чтобы не схватить ее за плечи и не встряхнуть посильнее, чтобы она рассказала мне все, что ей известно.

— Что с ними случилось? Вы можете мне рассказать? — прошу я.

— Почему вы так сильно хотите услышать эту историю? — спрашивает она. — Я все еще не могу понять.

Я даже не знаю, что ей ответить. Правда — ну, что я вижу в этой сумочке послание от своей умершей матери — покажется актрисе совершенно безумной, но любая моя неубедительная ложь вызовет лишние подозрения. Я смотрю на Бонни и понимаю, что, если я не признаюсь ей, она не сможет мне доверять. Поэтому, как и в случае с Мэри Мур, я делаю глубокий вдох и без обиняков рассказываю ей чистую правду:

— Понимаете, дело в том, что я думаю… мне кажется, что я не просто так нашла эту сумочку. То есть она появилась как будто из ниоткуда, я случайно обнаружила ее на дне коробки со всякими безделушками, а тут это письмо… оно заинтриговало меня.

— Вы думаете, что письмо — это знак для вас? — спрашивает Бонни, пристально всматриваясь в мои глаза.

Я даже вздрагиваю от изумления — как легко ей удалось прочесть мои мысли! Как же она догадалась? Неужели мои намерения столь очевидны?

— Если честно, то да. Вы совершенно правы. Я никогда ничего такого прежде не находила. И это письмо показалось мне… очень важным.

— Да, я вас понимаю. Но как вы думаете, кто пытается таким образом связаться с вами? Тэтти? — Она подается ко мне, сгорая от нетерпения.

— Нет, — отвечаю я. — Конечно, я не уверена…

— Тогда кто же? — настойчиво выспрашивает она.

Уверена, этой женщине мои слова покажутся странными.

— Звучит глупо, но моя мама — а она умерла, когда я была еще совсем ребенком — очень любила Коко Шанель. Поэтому она и назвала меня в ее честь.