Секрет королевы Маргарет
Шрифт:
– Мне нельзя.
– Лекарь ничего такого не говорил.
– Разумеется, потому что моё тело принадлежит мне, а не лекарю, и мне лучше знать, что для него хорошо, а что плохо.
Леонард потёр горбинку на носу и пристально посмотрел мне в глаза. Я ждала, что он либо уйдёт, либо залепит мне новую пощёчину. Но случилось почему-то третье. Он сел рядом со мной на кровати.
– Неужели, ты не понимаешь, Маргарита? Мне нужен наследник! Нам нужен наследник. Сын. Чтобы доказать, что мы не прокляты. Что мой род не прервётся. Законный,
Его гладковыбритое лицо выглядело усталым. Поры были крупными, кожу вокруг глаз изрезало несколько мелких, но глубоких морщин, на месте соединения шеи и подбородка уже начала образовываться крупная жировая складка. Я впервые задумалась о том, сколько Леонарду лет. Тридцать? Тридцать пять? Или больше?
– Молиться мало. Что толку молиться, если мы каждый день грешим, забирая у народа последнее?
– Я уже тебе говорил, Маргарита, война будет! – Чистая лазурь его глаз опять стала тёмной. Изо рта вместе с бранными словами полетела слюна. Вскочив с кровати, он принялся ходить по комнате и размахивать руками. – Гвинед уже уничтожил Поуис и также легко уничтожит нас, а потом будет единолично править всем Уэльсом. Ты этого хочешь? Тут либо мы их, либо они нас.
Я перевела взгляд на свои ступни, обутые в мягкие овечьи тапочки.
– Почему твоего отца прозвали добрым?
– Потому что он освободил разом около двадцати бунтовщиков.
– Расскажи мне. Наверное, тогда я была маленькой, потому что совсем ничего не помню.
Леонард засмеялся. Впервые на моей памяти легко, свободно и без злобы.
– Тебя тогда вообще не было. – Он снова сел рядом со мной и уставился в потолок. – В тот год случился неурожай, и зимой начался голод. Люди пришли ко дворцу и стали просить хлеб. Отец уехал на охоту, а мать приказала всех разогнать. Ночью несколько человек принесли таран и сломали ворота. Кто-то из стражников примкнул к ним. До наших покоев с Джорджем они не добрались: отец и его охрана успели вернуться раньше. Началась резня. Тех, кто не погиб в потасовке, приговорили к повешению. Мне было четыре, но я помню, что на голову каждого успели накинуть верёвку, а потом отец приказал освободить всех и раздал хлеб.
– Это было мудро и великодушно с его стороны.
– Мудро, – Леонард снова улыбнулся, на этот раз неодобрительно. – Причину такой мудрости он раскрыл нам с Джорджем только спустя четырнадцать лет. Понесла цветочница Вайолет, и он как бы заключил сделку с Богом. Две жизни за двадцать. Чтобы Вайолет и младенца никто не тронул.
– Похоже, сделка удалась. Бунт, я так понимаю, был подавлен, а фаворитка твоего отца…
– Не богохульствуй. – Голос Леонарда опять прозвучал сурово.
Я пожала плечами.
– Как бы на его месте поступил ты?
– Я бы повесил всех. Всех до единого.
Я посмотрела ему в глаза. Момент был подходящий. Подходящий для новой лжи, спасения и моих наполеоновских планов.
– Вот поэтому Бог и
Леонард моргнул. На его лице отразилось страдание.
– Думаешь, Элизабет нас прокляла?
Я встала и тоже прошлась по комнате.
– Я хочу создать фонд.
– Что ты хочешь создать?
– Фонд для помощи нуждающимся. Это что-то вроде казны, но для народа. Не у всех есть деньги на лекаря. Я бы хотела устроить лечебницу при церкви и научить монахинь выхаживать больных. А ещё открыть бесплатную столовую. Не всё сразу, конечно, а постепенно. И не одна. Одной мне это никогда не осилить, поэтому я бы хотела подключить жен и дочерей богатых феодалов: Анну, Сесилию, Изабеллу, Луизу Эмберс, – при упоминании последней я поморщилась, – Кэтрин Хэмптон, мою мать и…
Леонард сначала смотрел на меня, как на умалишённую, а под конец фразы расхохотался.
– И с чего ты взяла, что они станут этим заниматься? Никто из…
Я не осталась в долгу и тоже его перебила.
– Никто из мужей не выделит средства. Это я понимаю. Лучше купить лошадей или потратить деньги на девок из дома терпимости. Но они и не нужны. У каждой из перечисленных женщин, наверняка, есть какие-то безделушки, и если ты позволишь…
Продолжая смеяться, Леонард чуть покачал головой.
– И ты думаешь, ради бедняков они продадут любимые серёжки или принесут то, что честно украли у мужей?
Я сверкнула глазами.
– Те, кто не могут помочь деньгами, нередко помогают делом.
– Надеюсь, ты не умрёшь от разочарования, когда не откликнется ни одна.
Он отвернулся и пошёл к дверям. Сосчитав мысленно до пяти, я заставила его оглянуться.
– Леонард?
– Неужели передумала?
Он снова расхохотался, я закатила глаза.
– Ты любил меня, когда мы поженились? Хотя бы немного?
– Ты же знаешь, что любил. И сейчас люблю. Если бы не любил, тебя бы уже давно здесь не было.
Последним, что я увидела, когда Леонард закрыл за собой дверь, стала промелькнувшая в проёме высокая фигура Филиппа Рочестера.
***
Следующим утром я проснулась рано. Солнце только-только успело подняться над горизонтом, а я уже разбудила Розу и приказала подать платье. Откладывать разговор с сэром Филиппом дальше было уже некуда.
Нашла я его на конюшне. Он самолично чистил щёткой лоснящегося коричневого скакуна с густой чёрной гривой и стройными ногами. На несколько секунд я засмотрелась, не смея произнести и полслова. Что-то магическое было в его руках и неспешных поглаживаниях щёткой.
– Доброе утро.
– Доброе утро. – Сэр Филипп не повернулся, продолжая чистить лошадь.
– Как его зовут?
– Ахиллес.
– Как неуязвимого героя Троянской войны? Не думала, что Вам нравятся греческие мифы.
– Они нравятся Роберту Хэмптону или его сыну. Это кто-то из них так назвал его. Но Ахиллес – хорошее имя. Вы правильно сказали. Он и правда почти неуязвимый.
Оглядевшись по сторонам, я подошла ближе, понизив голос до шёпота:
– Почему?
– Что почему?