Секрет миссис Смитон
Шрифт:
«Вот так, — подумал Макби, — врач живет у тебя под боком, но если хочешь с ним проконсультироваться — изволь ехать в город».
Вслух он сказал:
— Наверное, миссис Смитон была благодарна вам за то, что вы ее навещаете?
Барнетт кивнул с довольным видом.
— Я думаю, она ценила это.
Слишком поздно он понял, что сказал лишнее. Макби заметил, как он спохватился, но ничего уже нельзя было сделать, и он решил оставить все как есть. Щеки его порозовели, круглый подбородок вызывающе приподнялся, но он выдержал взгляд Макби.
— Так оно и было, она ведь не забыла вас в своем завещании.
— Вы неплохо осведомлены, — резко ответил Барнетт на замечание Макби. — Да, не забыла! Но вам должно быть известно, что состояния она мне не оставила. Я получил в наследство тысячу фунтов и часы, если хотите знать, вон те маленькие часы.
Он указал на стоявшие на полке часы. Макби выразил восхищение прелестной вещицей.
— Хорошая память. Оливия знала, что вам нравятся эти часы?
— Наверное, знала. Возможно, я говорил что-нибудь такое во время визитов к ней. Надо ведь о чем-то говорить, а с пожилыми дамами это не так легко.
— А о себе она никогда не рассказывала? О своей прошлой жизни? Об увлечении автогонками или о войне?
— Никогда, — отрезал доктор.
Зазвонил телефон. Было слышно, как миссис Барнетт ответила на звонок на фоне детских воплей. Барнетт беспокойно заерзал в кресле.
— Знаете, я человек занятой…
— Да, я все понимаю. Еще пару вопросов, если не возражаете.
Судя по его виду, Барнетт очень даже возражал. Он яростно глянул на непрошеного гостя.
— Только покороче.
— Постараюсь. Насколько я понял, Рори Армитадж, ветеринар, очень волновался по поводу того, как на миссис Смитон подействует смерть ее любимца, пони. Кроме того, он сначала решил, что пони сдох от старости, и только потом ему пришло в голову, что животное могло отравиться. Он сказал мне, что советовался с вами насчет того, как преподнести эту новость.
— Да, все верно, — Барнетт держался теперь более уверенно.
— Но, — мягко продолжал Макби, — во время выходных вы не удосужились перейти через дорогу и проверить, как там ваша пациентка, хотя на этот раз для этого были веские основания, не так ли?
Барнетт опешил. Постепенно его цветущее лицо стало багроветь от гнева. Он ухватился руками за подлокотники кресла и угрожающе подался вперед.
— Она не единственная моя пациентка, чтоб вы знали! Да, я мог к ней зайти и сделал бы это, если бы у меня было время, но в те выходные я был на дежурстве, ездил по вызовам — два срочных вызова, один в субботу, другой в воскресенье. У нас ведь сельская практика, поэтому ехать приходится черт знает куда, можете проверить, если хотите. А посещение Оливии я отложил до понедельника, но, к сожалению, к тому времени она уже умерла. Джанин нашла ее первой. Если бы моя жена не была так занята с детьми, она бы сходила, но она не могла оставить малюток одних, а Оливия детей терпеть не могла!
В этот момент сама миссис Барнетт, словно почувствовав, что речь зашла о ней, постучала и просунула в дверь свою остренькую мордочку.
— Простите, что перебиваю вас. Том, звонил Рори Армитадж, Джил заболела. Ты не мог бы подойти к ним прямо сейчас?
Для Барнетта слова жены были как спасательный круг для утопающего.
— Конечно, уже иду, — он вскочил. — Вот видите, суперинтендант, рад был с вами познакомиться, — он сунул Алану руку.
Макби едва успел пожать ее перед тем, как хозяин буквально вылетел из комнаты.
Когда Алан Макби позвонил у дверей домика аббата второй раз за этот день, Рори Армитадж, которому ночью пришлось принимать отел у коровы, сытно пообедав, устроился вздремнуть в старом кожаном кресле. Кресло это считалось его личной собственностью и благополучно пережило многочисленные попытки Джил выбросить его на свалку.
Рори вытянул свои длинные ноги, сложил руки на животе и с сожалением подумал, что, наверное, стареет, а ведь ему только сорок четыре. Раньше, бывало, его поднимали с теплой постели среди ночи, и до утра ему приходилось возиться в вонючем хлеву или стойле, но это его нисколько не беспокоило. Он возвращался домой, принимал душ, плотно завтракал и встречал новый день свежим, как цветок. Теперь все не так, и дело не только в бессонной ночи. Он постарался убедить себя, что его усталость вызвана тем, что он перенервничал из-за машины. Да и кто бы не перенервничал? А тут еще, вдобавок ко всему, этот полицейский, который в отпуске не нашел лучшего занятия, чем приставать к людям с дурацкими расспросами.
— Не очень-то похоже, что он найдет что-нибудь, — сонно пробормотал Рори. — Хоть бы нашли, кто мою машину изуродовал. Да и этого, пожалуй, не смогут. За что я плачу налоги, интересно?
Немного поворчав по поводу напрасной траты правительством денег налогоплательщиков и найдя в этом, подобно многим британцам, странное удовлетворение, он задремал.
Его разбудил, как он сказал потом, «рев трубы Иерихонской».
Он сел в кресле, не понимая что происходит.
— Чеччилось?
Вопль повторился. Он доносился откуда-то из сада за его домом. Вслед за воплем послышался топот ног, неуклонно приближающийся к дому. Рори вскочил и подбежал к французскому окну, выходившему в сад.
Его жена неслась к нему с белым как мел лицом, открытым ртом и выпученными глазами, причем обе руки были подняты над головой.
Рори рывком распахнул стеклянную дверь и заорал:
— Что происходит, черт возьми? Ты что, привидение увидела?
Она, рыдая, бросилась к нему в объятия, хватая раскрытым ртом воздух, не в силах вымолвить ни слова. Он обнял ее, прижал к себе, осторожно подвел к своему креслу и усадил. Она полулежала, закатывая глаза и беспомощно раскрывая и закрывая рот, как выброшенная на берег рыба.
Рори не на шутку испугался.
— Джил? Подожди, радость моя, сейчас воды принесу.
Она испустила еще один крик и схватила его за руку.
— Нет! Не уходи! Не оставляй меня одну!
Он с трудом высвободил руку.
— Джил, ради Бога, что случилось?
Она судорожно сглотнула и попыталась объяснить, но сумела произнести только:
— Там… там… — и у нее началась истерика. Рыдания сотрясали все ее тело. Она каталась в кресле, как в каком-то припадке.
— Господи! — прошептал ошеломленный Рори. — Послушай меня, успокойся. Я позвоню Тому Барнетту, пусть придет.