Секрет Жермены
Шрифт:
Завсегдатаи подобных парижских зрелищ один за другим входили в партер, тревожа одних, заставляя вставать других, пробирались к своим местам, обмениваясь по пути рукопожатиями и затевая на ходу громкие разговоры, не обращая внимания на замечания: «Тихо», «Сядьте» – тех, кто пришел, чтобы смотреть спектакль, а не дам полусвета.
Смело декольтированная, сверкающая драгоценностями, с шумом появилась Андреа в необыкновенном туалете. Рядом важно выступал, гордо держа лысую голову с кошачьими усами, барон де Мальтаверн, как всегда с видом несколько помятым, но все-таки представительным и надменным.
Дезире Мутон,
В восторге от успеха Андреа, малый гордился так, словно она была его любовницей. Казалось, он говорил: «Вот мы каковы! Все прочие дамочки с ней и отдаленно сравниться не могут!»
Внимание рассеянной публики на короткое время привлекла молоденькая актриса. Она мяукала кисленьким голоском:
– Да, я посланец, я посланец Божка Купидона… [111]
111
Купидон – в римской мифологии божество любви, олицетворение любовной страсти; то же, что Амур или Эрот; изображались в виде шаловливых голых мальчиков с луком и стрелами.
Это звучало идиотски, и шикарная публика партера издевательски аплодировала. Вдруг все смолкло.
Жермена в строгом бархатном платье гранатового цвета вошла в ложу одна и, ничуть не позируя, не кокетничая, села у балюстрады [112] .
Роскошную Андреа и молоденькую певичку тотчас забыли, полтысячи лорнетов разом обратились в сторону прекрасного создания, никому, кроме Мондье, не известного.
Дама держала себя так же спокойно, как пять дней назад в Булонском лесу, и смотрела на сцену без жадного интереса, но и без напускного равнодушия. Все в ней было просто и благородно. Казалось, она совсем не помнила о своей ослепительной красоте.
112
Балюстрада – ограждение балконов, лестниц и т. п., состоящее из фигурных столбиков (балясин по-русски), перекрытых плитой, балкой и проч.
Мужчины в партере перешептывались, расспрашивая друг друга о незнакомке, и вызывали этим раздражение у публики галерки. Репортеры пришли в недоумение при виде неизвестной красавицы, смотрели разинув рот и старались уловить какие-нибудь сведения о ней для своих репортажей.
Кроме Мондье, приберегавшего успех для себя, только месье де Шамбое, Роксиков – секретарь русского посольства и Морис Вандоль одни могли бы ответить на вопросы о Жермене.
Но Бамбош имел вполне серьезные причины помалкивать, Серж находился в России, а Морис с волнением смотрел на левую литерную [113] ложу второго яруса – та оставалась пустой.
113
Литерный – обозначенный не цифрой, а буквой (буквами), например литерная ложа.
Андреа, совершенно неспособная завидовать, очень добрая, хотя и вульгарная, откровенно восхищалась новоприбывшей:
– Право… даже неправдоподобно быть такой красавицей! Погляди, Ги!.. И ты погляди, Бычья Муха!.. Она всех нас забьет без труда, если ей понадобится много денег…
– Восхитительна!.. – сказал Ги, у него глаз заблестел за стеклышком лорнета.
– Красива, конечно… но ей, по-моему, недостает драгоценностей, – изрек Мутон, желая польстить Андреа.
– Ты по провинциальному идиотизму ничего не понимаешь, тебе подавай дамочек вашего захолустья, увешанных прабабушкиными побрякушками… Именно простота ее наряда вызывает восторг у нас… у потаскушек! На ней ни серег, ни колье, ни браслетов, она открывает кожу ровно настолько, чтобы все видели, как она бела и розова. На ней нет драгоценных украшений, но за один только бриллиант на ручке ее веера я отдала бы все, что на мне сейчас понавешено! И при всем том сколько в ней грации и величавости! Честно говорю! Глядя на нее, мне даже стыдно называеться женщиной!
В этот момент занавес опустился, и восторженные слова Андреа потонули в шуме рукоплесканий актерам.
Но в антракте все опять сосредоточили внимание на Жермене. Репортеры сновали по коридорам и фойе, расспрашивали билетерш и норовили проникнуть в литерную ложу, однако та оставалась для них недоступной; Жермена ее не покинула.
Многие видели, как таинственная красавица подала руку вошедшему к ней мужчине, он почтительно поклонился.
– Мондье!.. Мондье!.. Не может быть!.. Точно… Это он!
Бежен и Франкорвиль не могли поверить своим глазам и шумно восклицали. Завсегдатаи салонов, театров, прогулочных мест жаждали поскорее расспросить счастливого избранника, когда он вернется на свое место.
Но тот пробыл у незнакомки не больше двух минут, его сменил молодой красивый человек, графу неведомый.
Мондье посмотрел на визитера долгим испытующим взглядом с выражением откровенной инстинктивной ненависти.
Встретившая графа с холодной вежливостью, Жермена очень приветливо улыбнулась вошедшему, что казался весьма грустным.
– Вы по-прежнему печальны, Морис? – спросила она ласково.
– Да, Жермена, все так же. Я не видел ее долгих четыре месяца. Только иногда удавалось стороной узнать что-нибудь…
– Вы совсем скоро увидитесь. Знаете ли вы, кого сейчас встретили в моей ложе?
– Нет, Жермена.
– Это ее отец… граф де Мондье!
– Так вы с ним знакомы?!
– Да, – кратко сказала Жермена.
– Он на меня так глянул…
– Смотрите, Морис… – прервала друга Жермена, – говорила я вам, что не надо терять надежду.
– Бог мой!.. Сюзанна!.. – воскликнул художник и просиял, увидав, что в ложе напротив появилась его любимая. – Спасибо, Жермена! Спасибо… Как вы добры! Позвольте мне поспешить туда.
– Подождите начала действия, не то граф заметит вас со своей дочерью и непременно помешает свиданию. Я задержу Мондье здесь, и в вашем распоряжении окажется по меньшей мере три четверти часа, целый акт этой дрянной пьески.
Едва поднялся занавес и неловкие, перепуганные дебютантки продолжили дурацкое представление, Морис вошел в ложу, к Сюзанне. Компаньонка, мадам Шарме, скромно пересела вглубь, и молодые люди, не обращая никакого внимания на сцену, почувствовали себя в полном уединении.