Секрет Жермены

Буссенар Луи Анри

– Случайно не известен ли вам некто Морис Вандоль?

– Еще бы! Он был секундантом князя Березова, когда я…

– Когда вы промахнулись.

– И он сейчас был в ложе одной прекрасной молодой особы, из которой я бы с удовольствием сделал свою…

– Эта особа – моя дочь.

– Тогда считайте, что я ничего не говорил…

– Вы устроите так, чтобы сегодня вызвать Вандоля на дуэль и послезавтра его убить. Сразу, наверняка, наповал… Поняли?

– Постараюсь. Но ведь вы знаете, граф, в исходе поединка никогда нельзя быть вполне уверенным.

– Вы будете драться, где я вам укажу, и там будут люди, что доведут дело до конца, если не удастся вам.

– Так это попросту убийство.

– Почему бы и не так?

– Но ведь будут секунданты… врачи… могут разгласить… это опасно…

– Я все беру на себя. Этот так называемый художник осужден мною. Он должен умереть, и быть посему! Главное в том, чтобы привести его именно туда… где… где должно совершиться…

– Честное слово, дорогой граф, вы так умно и ловко все устраиваете, что с вами одно удовольствие работать! Считайте, что мазила уже покойник.

– Отлично! За деньгами придете в кассу дядюшки, сейчас же после окончания дуэли. А теперь оставляю вас, чтобы уладили с вызовом.

Граф де Мондье направился к своему креслу, зло улыбаясь, на ходу он бросил «лакированным бычкам»:

– Сейчас представлю вас прекрасной незнакомке. Морис по знаку Жермены спешил в ее ложу узнать о решении своей судьбы.

В фойе толпились бездельники, обсуждая не столько пьесу, сколько незнакомку. Художник вежливо, но ловко пробирался сквозь толпу.

Ги, все время следивший за Вандолем, пошел почти вплотную впереди него и так резко повернулся, что, столкнувшись, чуть не сшиб с ног молодого человека.

– Грубиян! – вырвалось у Мориса.

Де Мальтаверн, рассчитывавший именно на такую реакцию, кончиками пальцев коснулся щеки Мориса, насмешливо сказав при этом:

– Молодому человеку нужен урок вежливости и хорошего поведения, я его преподам.

Обычно такого ничтожного унижающего жеста бывает вполне достаточно для провоцирования дуэли между светскими людьми.

Но художник не относился к таковым и в ответ на условную пощечину ответил вполне реальным ударом кулака. Орлиный нос джентльмена покраснел, посинел и на пластрон закапала кровь.

Все произошло молниеносно. Ги заорал от злости и хотел уже броситься на Мориса, но их разняли и помешали драке, где Мальтаверн вряд ли оказался бы победителем. Понимая это, дуэлист, естественно, обрадовался, что стычку прервали, и сказал с кривой улыбкой:

– Встретимся в другом месте, и будь я не я, если вы не оставите там свои кости.

– К вашим услугам, – ответил Морис, – и уверяю, вам будет нелегко прихлопнуть меня как цыпленка.

После обмена визитными карточками каждый пошел своей дорогой: Морис в ложу Жермены, а Ги, обмыв нос, к Андреа, та спросила, смеясь:

– Стукнули?..

– Пустяки… не обращай внимания.

– Небось здорово, если выпустили наружу кровь твоих благородных предков. Боже, как ты хорош с расквашенной мордой!

– Тот, кто меня задел, дорого заплатит, – сказал барон мрачно.

Андреа продолжала, смеясь:

– Знаешь, «пошел кувшин по воду ходить, там ему и голову сломить». Берегись! Бычья Муха! Видал героя? Можешь получить наследство, если с ним случится несчастье – готовь свой денежный сундук, а после я помогу тебе быстро его опустошить.

– Болтай, болтай, дочь моя… только не рассчитывай… Ты ведь знаешь… у меня рука твердая, скольких я уложил, ни один не встал.

В это время Морис чувствовал себя счастливейшим человеком, он узнал от Жермены, что отец Сюзанны наконец решил не противиться их союзу.

Эта новость свалилась совершенно неожиданно. Художник, бесконечно благодарный Жермене, заспешил принести Сюзанне радостную весть. И, подумав о предстоящей дуэли, сказал себе: «Уверен, что победа будет моя, ведь я хочу жить ради Сюзанны, ради нашей любви!»

ГЛАВА 4

Граф де Мондье представил Жермене маленькую компанию «лакированных бычков», в нее входили: виконт де Франкорвиль, маркиз де Бежен, Дезире Мутон и барон де Мальтаверн.

«Бычки» были вовсе не дураки, даже Дезире Мутон был забавен со своими глупостями, когда товарищи умело превращали их в остроумную шутку, поворачивая так, будто он изрекал чепуху нарочно, ради смеха.

Среди них затесался маленький репортер Лера [114] , пронырливый и хитрый как зверек, чье имя носил. Глазки-буравчики высматривали, остренький носик вынюхивал всяческие новости.

Материал репортера Должен был завтра произвести большое впечатление на читателей газеты, и Жан Лера торжествовал, первым получив доступ к информации.

114

Лера (фр. Le Rat) – крыса. – (Примеч. перев.)

Он не задумывался, как бы выразительней рассказать о женщине явно незаурядной, а просто, не утруждая себя мыслью и выбором слов, возносил Жермену на пьедестал недосягаемой высоты и как богине курил ей фимиам [115] , пользуясь давно отработанными выражениями.

В трескучих высокопарных фразах он излагал, какой интерес проявил весь парижский большой свет к прекрасной незнакомке, появившейся в литерной ложе на премьере спектакля «Женская война», и как только единственному репортеру из газеты «Эко де Бульвар» удалось узнать, кто она, и даже проникнуть в дом.

115

Фимиам – благовонное вещество для курения (сжигания), главным образом при религиозных обрядах; здесь используется в переносном смысле – восторженная похвала, лесть; курить фимиам – льстить, восхвалять.