Секретарь обкома
Шрифт:
— Как мушкетер! — сказал Василий Антонович. — Шикарные чоботы.
— Охотничьи, — объяснил Сергеев. — Я и ружьишко захватил, Василий Антонович. Да только стрелять некогда. Сам же знаешь, как с вывозкой у нас. Зерно ещё не все вывезли. А про картошку, про овощи и говорить неохота. Транспорту поджилки рвем. Сейчас смотрел, как машина из ямы вылезала. Хорошая трехтонка, сильная. А вся дрожит, бедняжка, от натуги. Того и гляди, думаю, оторвется передок, уйдет один по дороге, а кузов так и будет в яме зимовать.
— Не зря же я говорю о дорогах. Не пойдет у нас дело без дорог, Иван
Время было вечернее. Остались в Хромых Гусях ночевать. Вместе с колхозниками смотрели в клубе кино — глупую, сентиментальную иностранную картину.
— Кто их покупает, такие? — спросил Сергеев.
— Во всяком случае, не я, — ответил Василий Антонович.
Уставшие за день колхозники зевали, некоторые подымались со своих мест, не досмотрев картину и до половины, уходили, ворча и ругаясь.
— Черт! — сказал досадливо Василий Антонович, когда сивый бред на экране окончился. Он пошел к механику порасспросить его, как эта продукция, рассчитанная на зарубежного обывателя, попадает к людям, которые взялись строить коммунизм.
— Облкинопрокат, товарищ Денисов! — Механик развел руками. — По своей воле я это беру, думаете? С этой мути везде уходят, не вижу, что ли? А сделать ничего не могу. Что дают, то и бери. Да только и в облкинопрокате ничего поделать не могут. Им сверху такую продукцию спускают. Вы начальство, товарищ Денисов, вы и разбирайтесь. А мы, механики, что? Крутим вот и плачем. Плачем и крутим.
В горнице, которую им под ночлег отвел в своем доме председатель колхозного правления, послушали перед сном последние известия по радио. Среди других новостей услышали сообщение из Высокогорска о том, что Высокогорская область перевыполнила план продажи зерна государству, заканчивает сдачу картофеля.
— Удивляюсь, — сказал, закуривая, Василий Антонович. — Чем объяснить, что у них вот так, а у нас вот этак? Почему мы от них всегда отстаем? Ведь не сидим же сложа руки, работаем по совести, неплохо работаем. Не понимаю.
— Да мы, в общем-то, и не отстаем, Василий Антонович, — принялся размышлять вслух Сергеев. — В конце-то концов план у нас всегда выполнен. А бывает, и перевыполнен. Например, по силосованию, знаешь, какой у нас показатель на сегодняшнее число? Сто сорок восемь процентов плана! В два-то раза план перекроем. Это уж точно. Об этом можно не беспокоиться. Вот я и говорю: у нас тоже всегда все выполнено. Но у них — что? Обскакивают по срокам. Мы ещё плывем да плывем по уши в посевной, в уборочной, в молотьбе. А они, будь здоров, уже отрапортовали. Мы, как говорится, тоже к финишу подходим, но на нас, извиняюсь, полнейший ноль внимания: пеночки славы-то уже и сняты.
— Значит, не умеем сосредоточивать усилия, Иван Иванович. Не умеем наносить массированный удар. Так, милый мой, и на войне бывало. Один командир бросает людей по горстке в бой, — успеха нет, только потери. Другой как двинет все силы, — противник и не выдержит, не выстоит. Может, неважно мы командуем? Как считаешь?
Долго ворочались оба на сенниках, курили в темноте, — не спалось. Утром Василий Антонович спросил:
— Отсюда до Высокогорска сколько езды?
— Доехать сначала до шоссе — это километров двадцать.
— Не махнуть ли нам к Артамонову? Посмотрим его дороги, порасспросим, как он их строит. Может, все дело как раз в дорогах: что убрал, обмолотил, то сразу же и вывез, без греха и канители.
Машину Сергеева отправили в Старгород, на машине Василия Антоновича помчались в Высо-когорск. На полях Высокогорской области, так же, как и в Старгородской, копали картошку, срубали капусту. Трудовые картины тамошней жизни ничем не отличались от трудовых картин Старго-родчины.
В Высокогорск приехали к часу дня. В приемной Артамонова им сказали, что идет бюро обкома и товарищ Артамонов на бюро.
— Неудачно получилось. — Раздосадованный, Василий Антонович сел на диван. Он уже готов был ругать себя за горячность. Можно же было предварительно созвониться с Артамоновым. В Хромых Гусях телефон есть. Но помощник Артамонова успел сходить в кабинет и доложить о гостях из Старгорода.
В дверях появился сам Артамонов.
— Гости дорогие! — приветствовал он радушно. — У нас ещё часа на два работы. Но я передам бразды правления второму секретарю, вот только закончим очередной вопрос. Да вы заходите, заходите.
Василий Антонович стал было отказываться — не хотим, дескать, мешать, посторонние люди.
— Э, дорогие товарищи, так значит, если я, скажем, к вам прикачу, вы меня на свое бюро не пустите? — Артамонов притворился обиженным. — Нехорошо так. Какие же вы посторонние? Вы соседи. А мы с тобой, Василий Антонович, оба члены ЦК. Хотя ты, кажется, кандидат?
— Кандидат.
— Словом, пошли, пошли к нам! — Почти насильно он втащил старгородцев в свой кабинет, где было человек двадцать народу, представил членам бюро, усадил в сторонке, у окон.
— Итак, продолжаем, — сказал, усаживаясь на свое место за столом, покрытым зеленым. — Считаю вопрос ясным. Товарищ Крутиков, секретарь Лобановского райкома партии, плохо справляется с порученным ему партией делом. Он не сумел сплотить коммунистов района, собрать их в единый ударный кулак, распылил силы, и сейчас, когда мы в целом отрапортовали о завершении плана продажи хлеба государству, Лобановский район все ещё молотит, плетется в хвосте, позоря партийную организацию области. — Я правильно формулирую?
— Правильно! — раздалось несколько голосов.
— Итак, значит, какие предложения? — Артамонов обвел взглядом присутствующих на бюро. Все молчали. — Тогда у меня будут некоторые соображения… — Он встал, прошел к окну и, заложив правую руку за борт своей синей куртки, смотрел на улицу. — Вот так, пишите… — Не поворачиваясь, он куда-то назад властно указывал откинутой левой рукой. Стенографистка за отдельным столиком замерла над раскрытой тетрадкой. — Констатирующая часть… — Стенографистка черкнула пером по бумаге. Почти дословно Артамонов повторил то, что им было уже сказано. Затем, снова указывая рукой назад, стал диктовать: — Пункт первый. Исходя из вышеуказанного, секретарю Лобановского райкома КПСС, товарищу Кругликову, Владимиру Ивановичу, объявить строгий выговор с занесением в личное дело. Возражений нет?