Секретные архивы НКВД-КГБ
Шрифт:
Все! Можно кричать «ура» и громогласно заявлять, что справедливость восторжествовала. Восторжествовать-то она восторжествовала, но, как иногда говорят, в пределах Садового кольца. Прошел месяц, второй, третий, но ни в Нижнем Новгороде, ни в Арзамасе, где живет Николай Иванович, об этом никто не знал. И тогда роль гонца, спешащего с доброй вестью, на себя взял я. Не буду рассказывать, как добирался, как с помощью таксисов искал состоящую из пяти домов улочку, как с великим трудом ее нашел, — главное, нашел.
Когда я объявил, с какой прибыл вестью, Николай Иванович возликовал! Но когда сказал, что я не прокурорский
— Ну вот, — буркнул он, — будете расспрашивать, что да как, а я из-за своего длинного языка семь лет уже отсидел.
— Как — семь? — не понял я. — Вам же дали десять.
— Повезло... Вышел указ о помиловании. А сидел я недалеко от дома, в Мордовии, это километров сто отсюда.
— И что вы там делали?
— Во-первых, сидел, — сострил он. — А во-вторых, работал. Мы делали мебель и деревянные корпуса для телевизоров. Я был неплохим полировщиком и доводил доски до такого блеска, что любо-дорого смотреть. И еще я учился: именно в лагере получил аттестат зрелости — до этого-то была семилетка.
— А как вы стали моряком? — поинтересовался я.
— О-о, это целая история! — мечтательно улыбнулся он. — А если кратко, то благодаря комсомолу. Родом-то я из Протопопов-ки — это такая деревня под Арзамасом. Отец погиб на фронте, нас у матери пятеро, голод, холод, поэтому после семилетки я рванул в ремесленное училище: там не только кормили, но даже одевали и обували. Когда я уже был без пяти минут слесарем, комсомол объявил призыв на флот. Моря я никогда не видел, но книжки о моряках читал, да и из нашей деревенской глуши хотелось вырваться.
Вы не поверите, но я до сих пор помню слова Новикова-Прибоя из рассказа «Судьба», которые сыграли решающую роль в моей жизни: «Море! Это, брат, раздолье! Эх! И куда ни поверни корабль, везде тебе дорога. Гуляй, душа! Любуйся красотами мира. А какой только твари в нем нет! Часто даже не поймешь — не то рыба, не то зверь какой. Да ты, малец, хоть бы одним глазом взглянул на море, так и то ахнул бы от удивления».
Так я оказался в Одессе. Через полгода должен был стать кочегаром, а тут вдруг набор на курсы бухгалтеров. Работать со счетами — это тебе не уголь лопатой бросать — и я записался на эти курсы. Окончил, ходил на торговых судах в Румынию и Болгарию, а потом попал на танкер «Туапсе». Так случилось, что мой первый рейс на «Туапсе» стал и последним.
— А что, собственно, случилось? Почему чанкайшисты повели себя так нагло и задержали советский танкер? — поинтересовался я.
— Дело в том, что в это время была объявлена морская блокада коммунистического Китая, и чанкайшисты досматривали все подозрительные суда. Скажем, незадолго до нас они задержали два польских сухогруза, но довольно быстро отпустили. А тут подошли мы с грузом осветительного керосина, но чанкайшисты были уверены, что мы везем керосин не осветительный, а авиационный, — об этом я узнал гораздо позже. Дело прошлое, но я так и не знаю, какой керосин мы везли на самом деле.
Захватили наш танкер на рассвете. Никакой стрельбы, пальбы и тому подобного не было. Я, например, спал и ничего не слышал. А когда поутру вышел на палубу, там уже были вооруженные китайцы. Потом нас загнали в Красный уголок, а у штурвала встал китаец.
— Вас били, пытали, оскорбляли, унижали?
—
— И что потом?
— Потом нас разделили на три группы и поселили в разных местах. Общаться между собой эти группы не могли. Жили мы вполне прилично: нас кормили, поили и даже давали деньги не только на карманные расходы, но и на приобретение хорошей одежды: на нас были такие затрапезные обноски, что появляться в них в городе было верхом неприличия.
Ни оставаться на Тайване, ни перебираться в США ни у кого из нас и мысли не было. Но как удрать с окруженного водой острова? Официально — невозможно, ведь на Тайване не было ни нашего посольства, ни торгпредства, ни даже какого-нибудь журналиста. Группе, которую возглавлял капитан, повезло, они смогли установить связь с французским консульством. Французы подняли страшный шум, поставили на уши прессу, протестовали в ООН и в конце концов добились согласия чанкайшистов отпустить домой группу из 29 человек.
— И вы об этом ничего не знали?
— Знали. Но были изолированы и добраться ни до французов, ни до капитана не могли. И тоща мы решили чанкайшистов перехитрить. Мы подписали письма с просьбой о политическом убежище и согласились переехать в США. На уме у нас было одно: добраться до страны, где есть советское посольство, и уже там обратиться с просьбой о помощи.
— А что вы скажете о контактах с ЦРУ?
— Какое там ЦРУ?! На кой ляд им я, простой деревенский парень? Что я мог им сообщить? Что в Горьком делают подводные лодки? Так это и так известно. Сколько получает капитан нашего судна и сколько моторист? Эта бухгалтерская тайна тоже давным-давно не тайна, а позорящий нас факт: по сравнению с американскими моряками это такие жалкие гроши, что говорить об этом стыдно.
— Но как же вы все-таки вернулись?
— Как это часто бывает, пбмог случай. Дело в том, что под Нью-Йорком мы жили у белорусов, которые во время войны были угнаны в немецкое рабство, а потом освобождены американцами и, не желая гнить в колымских лагерях, перебрались в США. Один из них решил вернуться на Родину и обратился в советское представительство при ООН. Как я понял позже, сотрудники миссии искали нас давно, но американцы тщательно скрывали место нашего проживания.
А тут вдруг появляется белорус, который говорит, что моряки с «Туапсе» живут у него! Дальше события развивались, как в каком-нибудь шпионском фильме. Судя по всему, американцы пронюхали о контакте белоруса с советскими дипломатами и переселили нас в другое место. Теперь нашим хозяином был старый казак, которого мы звали дядей Васей.
Но недаром говорят, что среди дипломатов немало профессиональных разведчиков, иначе как бы они вычислили наш новый адрес. Короче говоря, однажды вечером к нам вваливаются двое в шляпах: мы, мол, русские, давно здесь живем, прослышали о земляках и пришли вас проведать. Я подзываю Виктора Рябенко и говорю: «Сгоняй, Витек, за бутылкой, а то как-то неудобно, гости все-таки пришли». Витек рванул за бутылкой, а дядя Вася тут как тут: уселся, гад, у двери и глаз с нас не спускает. Но когда начали пить и поднесли ему полный стакан, он замахал руками — врачи, дескать, не велят, и убрался восвояси.