Секретный фарватер (ил. П.Павлинова)

Платов Леонид Дмитриевич

Но он не обманул его.

Пока колонна брела к месту работы, мы взяли Олафсона в середину и поддерживали под локти, почти волокли за собой.

Ветер донес до нас раскат грома. Ветер дул с востока. Грома в сентябре не бывает. Это пушки русских, святая канонада!

Олафсон слушал ее, стоя у своей тачки, с лицом, обращенным к востоку, будто молился. А может, на самом деле молился?

Засвистели свистки, разгоняя нас по местам.

Гром немного подбодрил Олафсона. Он держался час или полтора. И я все время старался быть рядом. Ведь мы были связаны общей тайной, как каторжники одной цепью!

Увы! Олафсона хватило ненадолго.

Я разгружал тачку у окопа, когда за спиной раздалась ругань. Гуго был мастер ругаться. Я с ужасом оглянулся. Да, Олафсон! Он лежал у своей тачки метрах в десяти от меня.

«Нога подвернулась, обершарфюрер», — пробормотал он и попытался встать.

Но при этом смотрел не на Гуго, а на меня. Он смотрел, широко раскрыв глаза. Взгляд был длинный, приказывающий. И я понял этот взгляд:

«Не подходи! Живи! Дождись! Ты обещал!»

Меня опередили. Кто то подбежал к Олафсону, стал его поднимать.

«Отойди!» — сказал Кривой Гуго.

Человек выпрямился. Я едва узнал его, так искажено было лицо. То был один из наших соседей по блоку. Мы звали его придирой. Он вечно ссорился со всеми, а особенно придирался к Олафсону — выискивал всякие несообразности в его историях.

Сейчас от злобы придиру трясло, как на сквозном ветру.

Держа Олафсона под мышки, он обернулся к Гуго:

«Ты, проклятый циклоп, ты…»

Очередь из автомата! Он повалился на Олафсона.

Так они и легли рядом, обнявшись, будто никогда не ссорились при жизни…

Долгое молчание. Нэйл неотрывно смотрел на море. Оно было притихшее, серое, штилевое. Над водой, медленно оседая, расстилался дым.

Шубин понял, какая могила была у старого лоцмана. Да, она просторна, эта могила! «И ветры, дующие ото всех румбов, развеяли его прах над морем…»

К концу Нэйл, видимо, очень устал. Он все чаще запинался, делал передышки. Речь его становилась бессвязной.

— Он не договорил про светящуюся дорожку, — напомнил Шурка, нетерпеливо переводя взгляд с Нэйла на своего командира.

— Да, да! — спохватился Шубин. — Самое главное! Ведь он тоже видел эту светящуюся дорожку!

Он повернулся к Нэйлу. Но тот с извиняющейся улыбкой покачал головой. Нет, больше не мог. Выдохся! Он никогда столько не рассказывал. И потом, день был очень трудный. Люди устают не только от горя, но и от радости. Может быть, вечером, после того как немного отдохнет… Ему нужно отдохнуть. Русские моряки найдут его в одном из уцелевших бараков.

— Ну, что вы! — сказал Шубин, вспомнив о флотском гостеприимстве. — Вечером милости просим на катера! Угостим вас ужином. Тогда и доскажете о «Летучем Голландце». Наша стоянка вон там, у причалов! Спросите Шубина. Это я.

Дронин и Степаков принялись совать табак в карманы полосатой куртки.

— Так не подведете? — спросил Шубин. — Смотрите же! Мы будем вас ждать. У нас найдется что рассказать друг другу, — многозначительно добавил он.

Глава пятая

КАМНИ РИСТНА

1

Однако морякам не пришлось блеснуть прославленным флотским гостеприимством. Ужин не состоялся.

Под вечер Шубин был вызван к начальству, которое перебазировалось в Ригулди вслед за катерами.

— Придется поработать этой ночью, — сказал контр адмирал, подводя Шубина к карте и косясь на его непривычно хмурое лицо. — Хотел было дать твоим людям передохнуть, но не выйдет. Куй железо, пока горячо! Правильно?

— Правильно, — рассеянно согласился Шубин, наклонясь над картой; мыслями он был еще в сонном бараке, где Олафсон под храп товарищей рассказывал Нэйлу о «Летучем Голландце». — А чего ковать то? Железо где?

— Вот оно! Далековато, правда.

В районе Вентспилса, чуть отступая от курляндского берега, Шубин увидел иероглиф, которым обозначают на картах притопленный корабль.

— Учти: притопленный, а не потопленный! Для нас это важно.

— А что за корабль?

— Немецкий транспорт. Шел на Саарема или на Хиума. Был перехвачен нашими бомбардировщиками. Там мелководье, он и сел на грунт. Сегодня летчик летал, проверял. Людей как будто нет.

— Долго не продержится. У курляндского берега сильный накат.

— А долго и не надо. Два три дня пробудут разведчики, и хватит с нас.

— Разведчики?

— Ну, корректировщики. Назови как хочешь.

Шубин с внезапно обострившимся интересом всмотрелся в карту.

Между Ригулди и районом Вентспилса — Моонэундский архипелаг, острова Хиума, Муху, Саарема, которые запирают вход в Рижский залив. Фашистское командование продолжало подбрасывать сюда боезапас и подкрепления — морем, вдоль берега.

Живому воображению Шубина представилась очень длинная мускулистая рука, протянувшаяся от Кенигсберга. Ударить по ней несколько раз — сразу бы ослабла ее мертвая, вернее, предсмертная хватка, разжались бы пальцы, закоченевшие на архипелаге!

Да, притопленный корабль очень кстати.

Сбоку от ярких штабных ламп падает на карту круг света. Шубин видит лишь то, что в этом круге: белое пятно мелководья севернее Вентспилса и условный значок, который похож на схематический рисунок тонущего корабля. Все остальное в тени.

Туда, в тень, отодвинулись и мысли об Олафсоне. Шубин был дисциплинирован, умел целиком переключаться на решение новой важной задачи, временно отстраняя то, что не шло к делу.

Испросив разрешения, он задумчиво пошагал циркулем по карте.

— Расстояние смущает? — спросил адмирал.