Секретный узник
Шрифт:
– Это одно и то же, - отмахнулся Хайнес.
– Важно, что Герман провалился.
– Он всосал еще рюмку, зажмурился и, запрокинув голову, подождал, пока коньяк сам собой перельется в горло. Только потом сглотнул и удовлетворенно выдохнул воздух.
– Приятный аромат, - кивнул Рем.
– Намекаешь, что расхищаю твои отборные запасы? Ничего, Эрнст, дай срок, это ничего. Мы еще развернемся.
– Не болтай, Эдмунд. Иди лучше встречать гостей. Да, имей в виду, что должен прибыть итальянский посол Витторио Черутти, так у него жена еврейка.
– Да?
– вяло оживился Хайнес.
– А мы-то
– Дуче пока такие вещи не интересуют, - нахмурился Рем.
– Но я хочу предупредить возможность инцидентов. Ясно?
– Ясно, шеф.
– Хайнес щелкнул каблуками.
– Все будет хорошо. Итальянцы ведь! Все-таки братья по борьбе.
– Он усмехнулся и, покачав головой, пошел к дверям, позолоченные ручки которых изображали сплетенных ящериц с человечьими лицами.
– Да, шеф.
– Белл подождал, пока стакан запотеет, и отпил глоток ледяной смеси. Охладилась она, кажется, достаточно - алкоголь почти не ощущался.
– Процесс явно провалился. И так последнее время было ясно, что дело идет к провалу. Теперь же весь свет увидит, какие мы все чурбаны, и в первую очередь этот боров. Знаешь, он все-таки форменный идиот.
– Ну, то, что Герман выставил себя идиотом, меня не очень печалит...
– Да. Это единственное отрадное явление в столь печальном деле.
– Печальном?
– А что вы скажете, если в один прекрасный день Димитров заговорит о том, что в хеннингсдорфской ночлежке поджигатель Ван дер Люббе тепло беседовал с бродягой по имени Франц Вачинский, который выполнял задание некоего доктора Белла?
– Не волнуйся, доктор, тебе это не идет. Девочки любить не будут. На кой черт ты мне тогда будешь нужен?
– В том-то все и дело!
– вздохнул Белл и досадливо отстранился, когда Рем попытался потрепать его по голове.
– После того, как Димитров, которого давно бы следовало прикончить вместе с Тельманом...
– он остановился вдруг, потеряв мысль.
– Да... После того, как Димитров потребовал, чтобы "незнакомец", с которым беседовал Ван дер Люббе в Хеннингсдорфе, был вызван в качестве свидетеля, я мертв. Мертвеца ведь нельзя вызвать в суд, не так ли?
– Ну, полно болтать ерунду! Чего ты перепугался? Суд же не удовлетворил его просьбы. Мало ли кого хотел Димитров взять в свидетели! Того же Тельмана, к примеру. Это же ход, доктор! И какой! Во-первых, еще один агитатор, во-вторых, условия, в которых содержится Тельман, облегчаются, он получает доступ, так сказать, в широкий мир. Но мы предпочли оставить Тедди в Альт-Моабите, где самому Димитрову было так хорошо, - Рем усмехнулся.
– Он ведь и русских вождей предлагал вызвать в Лейпциг... Да успокойся ты!
– Вы недооцениваете опасность, шеф, - Белл не сдержал досадливой гримасы.
– Моя связь с этим дебилом Ван дер Люббе каждую секунду может стать явной. А от меня до вас только один шаг...
– Ну, он-то как раз и не будет сделан, - холодно заметил Рем.
– Разумеется! Как только назовут имя доктора Белла, его собьет машина или он при загадочных обстоятельствах сдохнет в тюремной камере. Так?
– Кому ты это говоришь?
– Рем налился кровью.
– Ты что, меня обвиняешь?
– Нет, конечно.
– Белл сразу же сбавил тон.
– Но Геринг дремать не станет, и Гиммлер тоже, будьте спокойны, шеф. Я неглупый человек и вижу, как могут пойти события. Согласитесь, что я кровно заинтересован в том, чтобы направить их, так сказать, в другое русло.
– Ты же знаешь, что я не бросаю друзей!
– Я и не говорю. Но ведь под автомобиль каждый может попасть? Случайно. Как Вёль, например.
– Я подумаю и постараюсь вывести тебя из игры заранее.
– Как Герман вывел "франта"?
– Не понимаю. Не в курсе.
– "Франт" был в ту ночь во дворце.
– А, высокопоставленные свидетели?
– Да. Он все, конечно, раскусил и, когда начался этот дурацкий процесс, спросил Германа: "Меня тоже привлекут в качестве свидетеля?" "Сиди и не рыпайся, - ответил толстяк, - только тебя нам не хватало!"
– Еще бы! Дела-то у Германа пошли не блестяще.
– Но я бы предпочел даже такой выход. Вы должны меня прикрыть.
– Обещаю тебе это.
– Теперь я спокоен. Спасибо, шеф. Геринг, кстати, хвастался на дне рождения у фюрера, что поджег говорильню. При этом был генерал Гальдер.
– Ладно, теперь не имеет значения. Поверят - не поверят, дело сделано. И сделано хорошо.
– Но и вы с таким же успехом могли бы приписать эту заслугу себе.
– Мне такие лавры не нужны.
– Рем покачал головой.
– Тем более теперь, когда боров так оскандалился. У меня свои планы.
– Кто платит, тот и музыку заказывает.
– Что ты имеешь в виду?
– Герман официально взял все на себя, значит, ему и решать, кто нужен, а кто нет. Если вы не прикроете меня перед фюрером, Геринг меня уберет.
– Я уже обещал тебе и повторяю, что ни один волос с твоей головки не упадет.
– Рем ласково погладил его по голове.
– Но как я это сделаю, предоставь уж мне решать. Если Герман официально взял все на себя, я встревать не буду. Пусть проваливается на здоровье.
– Тогда я почти покойник, - Белл допил дайкири и направился к дверям.
– Постой, - остановил его Рем.
– Не уходи, я хочу с тобой еще поговорить. Но потом, когда закончится вечер. А сейчас я все же пойду встречать гостей. Будут важные господа, как-никак! Директор банка "Дисконто гезелынафт" Солмсен приглашен?
Белл угрюмо кивнул.
– Очень хорошо. Он мне нужен.
– Зачем вам понадобились эти дипломаты, шеф? И эта скользкая гадина Руст?
– Министр просвещения Бернгард Руст, мой дорогой доктор, не говорит по-английски, а я, кондотьер и вселенский бродяга, говорю. Смекаешь теперь? Дипломаты, которые уже видели меня на трибуне, пусть привыкают, что у Германии есть интеллигентный вождь.
– Ясно. Только почему такой странный набор гостей?
– Странный? Ничуть! Папский нунций - для протокола. Он дуайен. Так? Затем Франсуа-Понсе... Французик пусть будет на глазах, а то он у нас шалун. Ты мне не напрасно про Вёля напомнил. Сэр Эрик Фиппс лично мне очень симпатичен, да и сам он с пониманием относится к национал-социализму. Я даже этому русскому, Хинчуку, велел послать билет. А еще я ожидаю юного пресс-атташе из датского посольства. Если бы ты видел, доктор, что это за мальчик! Какой лыжник!