Секретный узник

Парнов Еремей Иудович

Он прекрасно понимает, что не только за юридические достоинства взял его Рейнгард Гейдрих в свой аппарат. Гейдриху нужны послушные, лично преданные люди. Он купил их, старика Мюллера и его, с потрохами. Конечно, они будут ему преданны. Куда им деться? Стоит Гейдриху от них отступиться, как те же обойденные "старые борцы" растерзают в клочья "проходимцев, которые пришли на готовенькое". Разве Гиринг не знает, что говорят у него за спиной? И не только за спиной! Эрнст Рем так его просто терпеть не может. И не скрывает этого. И если бы один Рем! Начальник партийной канцелярии рейхслейтер Гесс тоже не слишком-то любит его. А это могущественные враги! Даже его прямой шеф по прусскому гестапо министр-президент

Герман Геринг побаивается Гесса. Особенно теперь, когда на Геринга возлагают всю ответственность за провал лейпцигского процесса. Да что говорить, Димитров оставил всех с носом. Нельзя было дать ему уйти. Никак нельзя. А он ушел из-под рук. Ускользнул. На процессе он занимался неприкрытой коммунистической пропагандой, держал себя как обвинитель, не как подсудимый, выставил в смешном свете не только Геринга, но и доктора Геббельса. Разве мало? А тут еще русский паспорт и самолет, который прислала за ним Москва... Геринг здорово оплошал. Другому не простили бы. Но "железный Герман" где-то вовремя сказал, что у него нет совести, что, дескать, его совесть - это Адольф Гитлер. Сказано было без расчета на огласку, но тем не менее дошло куда надо... Да, не ему, Гирингу, равняться с Герингом, хотя фамилии их похожи. Птица высокого полета. Высочайшего! На Гиринга уже начинали коситься, что не сумел-де посадить на скамью подсудимых рядом с Димитровым этого Тельмана. И хорошо, что не сумел. Не хватало в Лейпциге еще одного агитатора. И так был преотличный цирк. На весь мир! Благодарение всевышнему, что Димитровым занимался Геринг. Своим провалом он, надо сказать, здорово его выручил. Но второго Лейпцига быть не может, ясно каждому. Поэтому Тельмана ему не простят, кожу сдерут, а не простят. Если б кто знал, как он ненавидит Тельмана! Босяк, самоучка, выскочил, видите ли, в политические вожди! Подумать только, еще совсем недавно эта физиономия красовалась на всех плакатах. В президенты захотел! Фюрер бесконечно прав, когда говорил, что четырнадцать лет марксизма развратили Германию, а год большевизма убил бы ее. К счастью, этого не произошло. Судьба!

Но та же судьба так сплела свои нити, что теперь все его благополучие зависит от этого упрямого человека. Нет, даже трудно вообразить, как он его ненавидит. Куда сильнее, чем того аристократического хлыща с большевистскими замашками, который любил всех подковырнуть. Где вы сейчас, позвольте спросить, господин Шу-Бой? В концлагере? То-то и оно. А Карл Гиринг заведует отделом 2-й на Принц-Альбрехтштрассе. И уж он постарается, чтоб вы подольше оставались там, несмотря на хлопоты высокопоставленных родственников. Авось теперь вам, господин потомок гросс-адмирала, будет не до оценки, которую получил на госэкзамене Манфред Рёдер, свояк Карла Гиринга.

Ну да черт с ним, с Шу-Боем! О нем есть кому позаботиться. А вот что делать с Тельманом?..

– Встать, грязная свинья!
– неожиданно закричал Гиринг, стукнув кулаком по столу.
– Встать!

Тельман не шевельнулся. Все так же отрешенно продолжал он рассматривать закрашенные половинки стекол.

– Поднимите его.

Коротышка штурмбанфюрер и еще один эсэсовец схватили Тельмана за руки. Но он встал сам, спокойно высвободился и оправил на себе пиджак.

Зазвонил телефон.

– Гиринг!
– сказал Гиринг в трубку и тут же встал.
– Слушаюсь, группенфюрер! Сейчас буду.
– Он пригладил редкие волосы. Вытер платком потное, несколько одутловатое лицо.

Его вызывал к себе сам Гейдрих! Уже третий раз за сегодняшний день.

– Продолжайте без меня, - выходя из-за стола, он брезгливо махнул рукой.
– Довольно китайских церемоний! Ты отвечаешь за все, Вилли!

– Ладно, - лениво кивнул привалившийся к подоконнику эсэсовец.

Когда дверь за Гирингом закрылась, он вплотную подошел к Тельману и подбоченился. Это был здоровый полнокровный

мужчина, довольно красивый, с чуть вьющимися льняными волосами "настоящего нордического человека".

Он долго, с интересом рассматривал знаменитого красного вождя. Тельман равнодушно скользнул взглядом по розовому гладко выбритому лицу штандартенфюрера, по плетеным завиткам погона на правом плече, рыцарскому кресту с мечами на груди и отвернулся.

– Что будем делать, сволочь?
– спокойно, даже добродушно спросил штандартенфюрер и неожиданным, почти молниеносным движением профессионального боксера выбросил руку вперед.

Тельман пошатнулся и схватился за лицо. Сквозь стиснутые пальцы медленно просочились темные струйки. Он шевельнул языком. Губы были разбиты. На верхней десне - две саднящие соленые ямки.

Кто-то несильно толкнул Тельмана в грудь, и он упал в кресло.

– Дайте ему сплюнуть, - сказал штандартенфюрер, массируя костяшки пальцев.

Тельман медленно отвел руки от искалеченного рта. Они стали неприятно липкими. Кто-то, словно это было на приеме у дантиста, поднес ему эмалированную миску. Он выплюнул кровавый сгусток вместе с зубами.

И сейчас же откуда-то сбоку на него обрушился новый удар. Пронзительной молнией снизу от подбородка кольнуло прямо в мозг. Кто-то резко схватил его за отвороты пиджака, приподнял и тут же швырнул прямым ударом в ослепленное лицо назад в кресло.

Начальник Политической полиции Берлин, 1 июня 1934 г.

Центрального бюро

Всем управлениям политической полиции

Об уголовном преследовании за государственную измену бывшего

руководителя КПГ Эрнста Тельмана.

По делу о государственной измене бывшего руководителя КПГ

Тельмана срочно необходимо установить:

а) какие лица являлись в январе - феврале 1933 г. политическими

руководителями окружных организаций КПГ в стране и где они сейчас

пребывают;

б) где распространялась листовка "Наша борьба за революционное

свержение фашистской диктатуры и за новую Советскую социалистическую

Германию. Тезисы Центрального Комитета КПГ о современном положении и

задачах партии", датированная 15 февраля 1933 года.

По поручению

Г е й д р и х

Глава 22

"МОЯ ЧЕСТЬ В ВЕРНОСТИ"

Когда Гиринг вошел в приемную шефа РСХА, из приоткрытой двери доносились звуки скрипки. Он вопросительно посмотрел на вставшего из-за стола адъютанта. Тот с улыбкой кивнул и шире распахнул дверь. Не замечая, что ступает на цыпочках, Гиринг осторожно проскользнул в кабинет.

Закрыв слегка косящие глаза, прижав костлявым подбородком скрипку к плечу, высокий и стройный Гейдрих, подобно танцующей кобре, извивался в музыкальном экстазе. Скрипка стонала и пела в узких пальцах сиятельного музыканта. Словно сомнамбула, почуявшая чье-то присутствие, кивнул он, не раскрывая глаз, Гирингу и продолжал играть.

Гиринг и без того чувствовал себя в этом кабинете не слишком уверенно. Теперь же, совершенно растерявшись, он вообще не знал, как ему быть. Все так же на цыпочках подошел он к узкой кушетке золотистого шелка и робко, на самый краешек, присел. Но тут же вскочил и покосился на продолжавшего играть Гейдриха. Он вспомнил кулуарные разговоры по поводу этой кушетки, на которой его увлекающийся шеф, как говорили, иногда принимал дам.

Как и все на Принц-Альбрехтштрассе, Гиринг знал, что музыка и женщины были всепоглощающей страстью морского офицера в отставке, который вынужден был покинуть службу из-за какой-то темной истории. Что ж, эта отставка пошла ему только на пользу... Гейдрих не скрывал своих увлечений, скорее даже афишировал их. Зачем? Быть может, сокрушительная настойчивость, с которой Гейдрих преследовал очередную избранницу, как-то самоутверждала его? Или выгодно оттеняла столь же неистовый идейный фанатизм?