Секретный узник
Шрифт:
– Что у него в портфеле?
– спросил штатский.
– Доллары, франки, рейхсмарки. Всего на сумму десять тысяч франков.
– Фальшивые?
– Я бы не сказал, - ухмыльнулся инспектор.
– Это становится смешно, мосье, - Герберт махнул рукой, изобразив при этом крайнюю усталость.
– Если вы хотите остаться при своем мнении, к чему тогда утомительный допрос? Если же вам интересна моя скромная особа, то, ради бога, поверьте мне. Я же готов вам все рассказать. Спрашивайте, мосье!
– У вас немецкий акцент, - констатировал штатский.
– Без сомнения, - с готовностью ответил Герберт.
– Я швейцарец.
– Из Цюриха?
– ехидно спросил инспектор.
– Из Цюриха.
– Но акцент у вас явно берлинский, - не отставал штатский.
– Вы бывали в Берлине?
– он отложил карандашик и, раскрыв какую-то папку, уткнулся в нее.
– Неоднократно!
– ответил Герберт и подивился тому, насколько все же однообразны полицейские штучки.
– И были бы, наверное, не прочь попасть опять? Как вы посмотрите, если мы передадим вас немецким пограничникам?
– коротышка инспектор явно не терял жизнерадостности.
– Я уже сказал вам, мосье, что предпочитаю все же бельгийских. У меня в Брюсселе дела.
– Не волнуйтесь, - подмигнул ему инспектор.
– Немцам мы вас не передадим. Нам не желательно, чтобы вы ржали у себя в Берлине над дуростью французской полиции.
– Что вы, комиссар, у меня самое высокое мнение о сюрте женераль!
– Откуда вы прибыли во Францию?
– Из Швейцарии. В моем паспорте есть пометка.
– Где получали визу?
– У французского консула в Люцерне.
– Его фамилия?
– включился в допрос штатский, медленно поднимая глаза от папки.
– Понятия не имею.
– Кого вы знаете во Франции?
– Очень многих.
– Фамилии?
– Все?
– Не валяй дурака. Все!
– перебил его инспектор.
– Кто может подтвердить, что ты действительно тот, за кого себя выдаешь?
– Мосье Виктор Леблен, нотариус. Его адрес: Париж, улица Клиши, 29.
Герберт был готов к подобному вопросу. Мосье Леблен и существовал именно на такой крайний случай. Однако теперь, когда вопрос был задан и оба полицейских буквально впились в Герберта глазами, он помедлил и сделал вид, что раздумывает.
– Я бы мог назвать вам и других столь же уважаемых лиц, но боюсь, что это может повредить моей репутации. Все-таки я солидный коммерсант.
– Он улыбнулся и довольно нахально подмигнул инспектору.
– А вы, часом, не контрабандист?
– спросил тот, схватывая все на лету.
– Эх, мосье. Все это, как сказал бессмертный Шекспир, слова, слова, слова... С чем вы меня взяли? С жалкой пачкой франков в портфеле? И уже фальшивомонетчик, контрабандист! Нет, я слишком люблю прекрасную Францию, чтобы поверить в вашу искренность. Ведь вы шутите надо мной, мосье? Не так ли?
– Птицу видно по полету!
– вновь восхитился инспектор.
– Стреляный!
– Доллары. Рейхсмарки, - уточнил штатский.
– Подлинные доллары и подлинные марки, - возразил Герберт.
– Предположим, - уступил штатский и вдруг зевнул.
– Это свободно конвертируемая валюта, - как бы вскользь заметил Герберт.
– Для чего вам столько наличных денег?
– Мелкие дорожные расходы, - пренебрежительно махнул рукой Герберт. Терпеть не могу аккредитивов.
– На вашем пиджаке ярлыки брюссельского портного. Вы уже бывали в Бельгии?
– штатский совсем раззевался. Он даже рот рукой прикрыл.
На этом-то я и погорю, похолодел Герберт, лихорадочно придумывая подходящий ответ. Старая система дала течь.
Старая система действительно дала течь. Готовясь к переходу границы, Герберт, как правило, надевал одежду, изготовленную в той стране, куда стремился попасть. Если, конечно, у него были там сменные комплекты. Вот и теперь он собирался по приезде в Брюссель забрать в камере хранения портфель с потрепанным барахлом голландского моряка, чтобы переодеться уже в порту. Но сейчас у системы вскрылись ускользнувшие от него, но тем не менее смертельные слабости. Сейчас опережение событий, весьма уместное при успешном переходе границы, грозило ему провалом.
– Что же вы не отвечаете?
– штатский, наконец, перестал зевать.
– Стараюсь не мешать вам скучать, - учтиво и чуть-чуть нагло улыбнулся Герберт.
– Если Французской Республике будет угодно послать запрос по поводу Эриха Шенауэра в Брюссель, то, возможно, в ответе на него будет сказано, что оный Шенауэр больше бельгиец, чем швейцарец. Что вам от меня нужно, наконец?
– он проявил явное раздражение.
– Я дал вам адрес для справок в Париже, могу дать аналогичные адреса в Лионе, Марселе, Бордо или Перпиньяне.
– Он остановился, потому что явно хватил через край.
– Если же вас больше интересуют ярлыки на моем пиджаке или метки на кальсонах, то к вашим услугам самые именитые граждане Брюсселя и Льежа. Можете справиться обо мне в Швейцарии. Чего вы хотите, наконец?
– Швейцарское посольство о вас знает?
– Не думаю. Я не обращался в посольство. Не ожидал, простите, что мне это может понадобиться. Но как швейцарский гражданин я даже настаиваю теперь на встрече с консулом. Могу ли я сказать ему, в чем меня обвиняют?
– Благородное негодование разыгрывает, - инспектор сморщил нос и, хитро поблескивая черными маслянистыми глазками, спросил: - Немцы тоже могут дать вам блестящие аттестации?
– Не ручаюсь, - покачал головой Герберт.
– Там, знаете ли, все с ума посходили. Нормальному человеку, вольнолюбивому европейцу стало трудненько... Но, я вижу, у вас начинается та же болезнь.
– Вы про что это?
– брезгливо осведомился штатский.
– Про наше с вами приятное времяпрепровождение. Никогда, знаете ли, не встречал затруднений со стороны полиции.
– Глядя на вас, я бы этого не сказал, - усмехнулся инспектор.
– У вас все задатки международного афериста.
– В самом деле?
– Герберт выказал преувеличенное удивление.
– Вот уж не думал. Ну и глаз у вас, инспектор: что ни выстрел, то наповал! Сначала шпион, теперь - аферист.
– Он уже успокоился по поводу этих проклятых брюссельских меток. Допрос шел теперь по нужной колее. На их запрос из Парижа ответят, что мосье Шенауэр, хотя и замешан в биржевых спекуляциях и хорошо известен в игорных домах, является личностью вполне благонадежной. И этим он будет обязан королю рулетки!