Секретный узник
Шрифт:
– Я узнал.
– Мне трудно жить.
– Шу-Бой сунул руки в карманы пальто и чуть сгорбился.
– Тошно. Но я жду. Свою ненависть я положил на лед... Хорошо, что встретил тебя. Я и стремился в Берлин только затем, чтобы найти своих. Но это оказалось не так просто.
– Понимаю. Где ты теперь обитаешь?
– В одной конторе на Николазее... Мне нужно было немножко отлежаться, прийти в себя. И знаешь, что я надумал? Где решил найти спокойный угол? В военном ведомстве! Лучшего места в сегодняшней Германии не сыскать! По крайней мере там меньше соглядатаев, чем где бы то ни было.
– Боюсь, что ты заблуждаешься.
– Во всяком случае, они не так наглы.
– Это может быть. Послушай, ты сознательно не называешь меня по имени?
– Сознательно.
– Шу-Бой придержал Макса за локоть.
– Я готовлюсь с того самого дня, как на моих руках умер Генри.
– Можешь звать меня Максом.
– Хорошо. Я пока не делаю ничего такого, что требовало бы конспирации. И вообще, не с моими особыми приметами жить под чужим именем. У меня другой план... Мне кажется, нужно забраться в недра системы и скрытно действовать изнутри.
– Куда же тебе удалось пробраться?
– Я подался в авиацию, под крыло к Герингу.
– Ого!
– Но не думай, что все шло гладко.
– Гладко ничего не бывает.
– Примерно год я учился на морского разведчика в летной школе в Варнемюнде. Там было очень трудно и одиноко. Камрады частенько устраивали мне веселую жизнь. Начальство тоже не больно-то жаловало. Я не удивился, когда меня провалили на выпускных экзаменах по высшему пилотажу. Но после "дикого" концлагеря все это солома. Я решил подобраться с другой стороны, благо в моей почтенной семье позаботились обучить меня пяти иностранным языкам. Русский я выучил сам. Меня взяли переводчиком в люфтваффе, но лишь в заштатное подразделение в Шлезвиге. Что и говорить, анкета у меня не из лучших...
– Там ты и торчишь до сих пор?
– Нет. В последнее время бурно пошел на повышение.
– Оценили в тебе полиглота?
– Держи карман шире. В нашем милом отечестве все строится только на личных связях. Помогли высокопоставленные родственники, - криво улыбнулся Шу-Бой.
– И это неплохо.
– Макс хлопнул его по плечу.
– Дай бог им здоровья, все-таки они тебя однажды вырвали из лап СС.
– Дважды.
– Что?! Тебя разве еще раз сцапали? Этого я не знал.
– Да. Не успели освободить, как тут же взяли опять. Но ничего, как-то уладилось...
– Досталось тебе... Ну, рассказывай же! Прости, что перебил.
– На этот раз мне помогли связи жены.
– Ты женат?!
– Да. И моим брачным свидетелем был Герман Геринг.
Макс присвистнул и покачал головой.
– Как тебе удалось?
– Совершенно случайно, - смущенно вздохнул Шу-Бой.
– Мы с тобой дружим с юности, и, поверь мне, все сложилось, как говорят, по воле судьбы... Прошлым летом я познакомился с Либс...
– Либс? Кто это?
– Либертас Хаас-Хейе. Ныне Либертас Шульце-Бойзен. Она журналистка и пишет отличные стихи. Кроме того, она внучка князя Филиппа цу Ойленбург унд Хертефельд...
– Я всегда восхищался тобой. Ты удивительный человек!
– Ничего ты не понимаешь, - отмахнулся Шу-Бой.
– Я узнал, что Либс княжеская внучка, когда мы уже твердо решили пожениться. Вот так! Она смертной ненавистью ненавидит нацизм и... Одним словом, можешь мне поверить, это настоящий товарищ. Между прочим, ее отец заведовал раньше той самой школой прикладного искусства на Принц-Альбрехтштрассе, где Геринг оборудовал теперь камеру пыток. Можешь представить себе, как это способствовало симпатиям профессора Хаас-Хейе к режиму.
– Знакомство с Герингом на этой почве?
– улыбнулся Макс.
– Нет, - Шу-Бой рассмеялся.
– Профессор никакого отношения к Герингу не имеет. Зато его хорошо знает мать Либс, графиня Тора. Она давно в разводе и живет в княжеском имении в Либенберге, что по соседству с геринговским Каринхалль. Поэтому Геринг частенько наезжает в Либенберг послушать ее пение.
– Сложная цепь.
– Конечно. Но это не помешало ей сработать. По протекции Геринга меня зачислили в группу заграничной прессы рейхсминистерства гражданской авиации. Пост хотя и невысокий, но перспективный. Мы занимаемся вражескими ВВС.
– Любопытно. И кто же потенциальный противник?
– Польша, Англия, Россия, Франция... Весь мир. Война неминуема, и, знаешь, чем скорее, тем лучше. Это будет крах режима, не сомневаюсь. Мы идем к катастрофе.
– Слушай, Шу-Бой, я спрошу тебя прямо: что ты уже сделал? Ведь я тебя знаю, не такой ты парень, чтобы сидеть сложа руки!
– Что я сделал? Проявил невиданное рвение по службе. Записался на курсы офицеров запаса. По вечерам зубрю военную и политическую литературу.
– Один?
– Нет, со мной Либс. Зайди к нам как-нибудь.
– Охотно. Куда и когда?
– Вайцштрассе, 2. В следующую среду вечерком... Возможно, будет еще кое-кто.
– Так я и подумал. До встречи.
Они расстались на перекрестке. Макс прибавил шагу, чтобы не опоздать на встречу с Гербертом. Связной наконец-то прибыл в Берлин, ровно на одиннадцать суток позже контрольного срока. Его уже перестали ждать и три дня назад уведомили парижский центр.
Встреча с Шу-Боем его очень обрадовала. Макс понял, что старый друг затевает большое дело. Надо обязательно доложить руководству о разговоре с Шу-Боем...
Сильный снегопад мешал вовремя заметить слежку, но шпикам он тоже работу не облегчал. Поэтому Макс, вскочив в первый попавшийся автобус, проехал только две остановки и, не оглядываясь, поспешил затеряться в подворотнях. Теперь, если и была слежка, он наверняка оторвался.
У зеленной лавки на Гогенцоллерндамм он огляделся. Улица казалась пустынной. Снег залеплял покачивающиеся на ветру фонари. Макс подумал, что в Берлине давно не было такого снегопада. Перейдя на другую сторону улицы, он остановился у мрачного пятиэтажного дома и посмотрел вверх. Глаза слепило, и он никак не мог разглядеть, открыта ли форточка в крайнем верхнем окне. Он приставил к глазам руки на манер бинокля, но мокрые холодные хлопья по-прежнему часто и косо летели вниз, мешая видеть.