Секреты и сокровища
Шрифт:
Денис Re: Re: Круто! 18. 03. 02–15. 18
Честно говоря, я сам поражен. Вообще-то это, можно сказать, первое такое детальное переживание, раньше бывали смутные предчувствия, но не более того. А в каких одеждах ты обычно предпочитаешь ходить днем? Ничего, что такой приватный вопрос? Уж очень тебе шла эта ночная рубашка! Д.
Инга Re: Re: Re: Круто! 18. 03. 02–15. 24
Любимая моя одежда — это обыкновенные голубые джинсы и какая-нибудь яркая кофточка — брюнеткам идет яркое!
— Ну скоро ты там? Сколько можно! — раздался за
— Сейчас! — ответила она и быстро дописала:
«Извини, предки вернулись. Ты понимаешь, что такое еврейские родители! :) Напишу тебе может ночью. Твоя И.»
Она только нажала на команду отправления письма, как дверь широко распахнулась:
— Ну ты в своем уме! Опять в интернете торчишь? Ну сколько можно! Тебя ведь предупреждали, что днем это стоит бешеных денег! Ну я прям не могу больше! Соломоша и так ворчит, что ни день: «От твоей матери одни расходы, а пользы — никакой!» Ты что, развода моего хочешь? Чтоб я одна осталась с ребенком, как ты? Легко было тебе одной меня поднимать? А я так не хочу! У меня другие запросы в жизни. А он со своей стороны прав — знаешь, чего ему стоило легализовать русскую тещу в Германии? Не так ведь просто ауфенталь получить! А он для тебя это сделал! Так сидела бы в своих Черновцах! К компьютеру она, видите ли, пристрастилась!
— Дочка, дочка, ну что ты! Я уже и обед приготовила, и убралась. Только на минутку заглянула, может, пишут чего, — робко оправдывалась Анна Петровна, с трудом поднимаясь со стула на опухших ногах. — А ты иди, иди по своим делам, я займусь ребенком, — и отправилась на кухню кормить обедом внучку Ингу, которую мать только что привезла из школы.
Рустам Гаджиев
Дом, в котором я живу, или игра в классики
1
На первом этаже народ разводит гладиолусы, пьёт и дерётся тяжёлыми предметами. По праздникам сержант милиции Крысин выходит во двор, рвёт на груди тельняшку по шву, кричит: «Суки выходите!» — и материт жильцов с верхних этажей. К нему никто не выходит. Двор пуст, как красная площадь при воздушной тревоге. Один раз, на первое мая, шёл дождь, и Крысин выглядел особенно красиво: морда красная, глаза выкачены, по мускулистой шее и груди пузырится вода и тут же испаряется дымком. Вены на шее вспухают от крика. Шоу продолжается долгих полчаса. Его жену трахает сосед сверху.
2
Он занимает весь второй этаж, у него стеклопакеты и дорогая машина. Сам он слова лишнего не скажет. По выходным этот тип сидит на лавочке во дворе с видом утомлённой гориллы. С гориллой сидит прекрасная половина гориллы, модная цыпочка, которая путается с жильцами шестого и седьмого этажа. Что горилла трахает красавицу-жену мента, знают все, кроме мента. Зато никто не знает, что мент провожает глазами жену гориллы и взгляд у него при этом, как у ребёнка. Все ждут, когда же сержант сорвётся с ночного дежурства домой.
Иногда жена гориллы поднимается на чердак, к художнику, потолковать о проблемах своих орхидей.
3
На третьем этаже живёт семья инженера-строителя, который давно не работает по специальности. Где он работает, это слёзы. Его сын и дочь тоже поднимаются на чердак, но по другой причине: они умеют летать. На чердаке у них кукольный дом с пропеллером, много старых кукол-марионеток и летающий зонт с наклейками. По ночам вся толпа вылетает из чердачного окна.
4
На четвёртом живут забавные люди, слушают громко музыку и пишут письма. Говорят, что они квартиранты, убившие хозяина, мошенники, фальшивомонетчики, изготовители мясных изделий из человечины, выкапываемой с кладбища и что музыка им нужна для заглушать крики насилуемых малолеток.
Я был у них и знаю, что всё враньё. Судимый цыган, конокрад и подручный фальшивомонетчика, оба гермафродиты. У них странная жизнь и они изолированы, как глухонемые в своём мире. Работа надомная, какие-то пирамиды, эпистолярное жульничество. С ними живёт гостьей старая молдаванка, таскающая всюду за собой ящик на верёвке. В этом ящике, в свёртке, голова её мужа. Никто не знает, сколько ей лет. Я иногда даю ей на хлеб, она берёт, ругая меня невнятными выкриками и размахивая руками.
5
Пятый этаж был когда-то борделем, дела у них шли неважно, бордель переехал и теперь там две пустующие квартиры. В одной из них, правда, временами появляется моряк. Непростой морячок: угрюмый, ебливый, носит с собой пистолет, нажирается с художником и поёт тоскующие песни под гитару.
6 — 7
Шестой и седьмой этажи самые приличные, место обитания западнического клана.
Четыре семьи, все работают в центре космической связи, "на тарелке", как говорят внизу, держатся особняком, все друг с другом переспали — между делом и всерьёз, ездят два раза в год в отпуск заниматься дайвингом, или ползать по горам в Камбодже, в общем, средний класс, скука смертная. Однако, у одной из женщин нездешние глаза — бог ты мой, какие у неё глаза, какая она, бог ты мой. Мужик её — акселерат-переросток с лицом сильно задумавшегося Квентина Тарантино. В лыжных пробегах бросается в глаза различие в обмундировании: старые лыжные палки у Андрюхи и Глашика (летающие дети инженера с третьего) против пестрых костюмов тарелочников.
8
На восьмом живут радостные алкоголики с ДМЗ. Они глумливо засирают окурками и пивными банками балконы нижних этажей, лепят на дверь сержанта наклейки, вроде "жена познаётся в отсутствие мужа", льют по пьяни пиво на цветники гориллы и служат вечным источником вдохновения для тарелочников. Творческая мысль последних работает в направлении создания уникальных систем звукоизоляции. В самом деле, это не просто — изолировать себя от топота по потолку десятка рабочих ног и горланящих "ой мороз, мороз" глоток. Сколько их там, и в каких они родственных связях, они сами с трудом разбирают. Но народ всё больше молодой, горячий, приезжий. Главный у них коренастый старик, с голосом трубным, профессиональный алкоголик, дебошир и душа завода. Ненавидит тихие пьянки органически.
9
Девятый, последний этаж населён такими людьми: Он смиренный и робкий с бесцветными глазами мультипликатор. В прошлом. Ныне работает на местном телевидении техником. Она учительница и стерва, изменяет ему, возвращается к нему, изменяет на полдороги, возвращаясь. Изменяет в мыслях, ещё не прощённая, и уже. С пятым, ещё не кончив с третьим. Вы спросите, какая же она учительница. Неплохая, говорят, любит детей.
9 1/2
Художник с чердака иногда смотрит, как её несёт на руках, по лестнице, к мужу, очередной любовник. Художника обуревают странные чувства. Я прихожу к нему, и мы смеёмся. Собаки во дворе, мужского пола дворняги, все перелюбили друг друга за то время, что я прихожу пить чай на чердак. Сидя с чашкой в руке, я вижу их, ласково пидарасящих друг друга — из чердачного окна. Как и лёгкие женские фигурки весной и летом. Чай у художника не похож ни на какой другой чай. Странный парень, рождённый летать, как и дети инженера. Дежурно вопит, что всё порушено. На чердаке всегда полно гостей и главная жизнь, как понимаете, происходит здесь.
Эээ… А я живу в подвале, на узких окнах у меня сталинские решётки, потолки царапают кумпол, я вижу ботинки прохожих на уровне лица и мучаюсь от комка внутри, который то тяжелей, то легче, но никогда не исчезает совсем. Иногда он невыносим, и я позволяю ему быть мной, и тогда иду на плотину и стою под кубометрами низвергающейся воды. Или выпускаю в руки, которые корёжат металл. Или в сердце и тогда весь мир сотрясает колокол. А в подвале я потому, что в любом другом месте опасен для окружающих.