Секс. Любовь. Свадьба

Шталь Шей

— Очень жаль, что он не собирается говорить со мной об этом. Он просто избегает наших проблем, как будто их и нет вовсе.

— Он скорбит, дорогая. По-своему.

— Я знаю, что скорбит, но он отталкивает меня. Спустя несколько дней после смерти Мары Ноа превратился в зомби. Ничего не говорил, не прикасался ко мне, едва ел и спал. А потом родилась Финли, и все стало только хуже.

Поправляя подвязку, Кейт слушает все, что я говорю, а затем замирает и смотрит на меня.

— Я знаю, это сложно, но, пожалуйста, поверьте мне, когда я

говорю, что в вашем браке есть то, что стоит сохранить. — Кейт шлепает меня по заднице, и звук хлопка со звоном разлетается по ванной. — И твой наряд это подтверждает.

Я бы предпочла не смотреть на себя, но впервые внимательно рассматриваю свой костюм на Хэллоуин. Мне не все равно, что я смотрюсь в то же самое зеркало, которое Ноа разбил меньше недели назад, но я отбрасываю эти мысли, не желая вспоминать, почему он так сделал.

— Не стоит матерям так одеваться, — смущенно говорю я.

— Ни хрена подобного, — слышу я гортанное ворчание позади себя и в шоке поворачиваюсь, замечая в дверном проеме улыбающегося Ноа. — Матери должны всегда так одеваться.

Кейт и я смеемся и поворачиваемся к нему. Он не смотрит на Кейт или на что-либо еще в комнате. Нет, взгляд моего мужа прикован ко мне и моему кожаному комбинезону, который любезно предоставила Эшлинн. Видимо, она не так давно снялась в фильме на тематику Хэллоуина, так как снабдила всех нас костюмами непослушных девочек. Но прежде она заверила нас, что ничего не происходило в одежде или на одежде. Я могу ошибаться, но, судя по выражению лица Ноа, он не разочарован.

Мы смотрим друг на друга, и мои щеки покрываются румянцем от того, что мне кажется, будто я стою перед ним голой. Давайте начистоту: мой костюм оставляет мало места для воображения.

Кейт прочищает горло:

— Я буду внизу с детьми, — удовлетворенно произносит она. Когда подруга подходит к двери, в проеме которой стоит Ноа, то что-то шепчет моему мужу на ухо. Он улыбается, но не отводит от меня взгляда.

Когда она выходит за дверь, Ноа стискивает зубы. Я не понимаю… Он расстроен? Он не хочет, чтобы я носила этот костюм?

Мой взгляд скользит по его рукам, покрытым татуировками, под которыми четко прослеживаются вены и мышцы. Ноа пожирает меня взглядом, рассматривая костюм, плотно облегающий мои грудь, живот и бедра. На его губах медленно расползается ухмылка. Он подмигивает мне и скрещивает руки на груди.

— Женщина-кошка?

Я киваю и поднимаю кнут, зажатый в руке.

— С реквизитом.

— Мило, — говорит он, потирая большим пальцем нижнюю губу.

Я шагаю к нему, сохраняя между нами расстояние в несколько дюймов. Стоя перед ним, я провожу кнутом по внутренней стороне его бедра. Не разрывая зрительный контакт, я замечаю, каким затрудненным становится его дыхание, как поднимается его грудь и как он прищуривается. Муж тяжело сглатывает и делает глубокий вдох, когда я опускаю кнут и прикусываю нижнюю губу.

Ноа хватает меня быстрее, чем я

того ожидаю, и толкает к раковине, разбрасывая средства для макияжа по столешнице. Я не жду, когда он что-нибудь скажет, и льну к его губам. Руками он касается моего лица, а наши губы сливаются в поцелуе. Его дыхание становится прерывистым и бесконтрольным. Пальцами Ноа скользит в мои волосы и дергает за них, чтобы я предоставила ему доступ к шее. Посасывая мою ключицу, он стонет и прижимает меня к столешнице. Его эрекция упирается в меня, и, прежде чем я осознаю, он прикусывает мою кожу.

— Насколько сложно снять этот костюм?

— Нелегко, — говорю я ему, понимая, что мое собственное дыхание прерывистое и неконтролируемое.

Ноа пытается стянуть костюм и терпит неудачу.

— Иисусе, он что, приклеен?

Я смеюсь, пытаясь снять его с себя. Мы никак не успеем сделать это, еще и дверь не заперта.

Как нарочно, Севи заползает в комнату, указывает вниз и лает.

Ноа смеется.

— Что такое, парень? Джонни упал в колодец?

Севи смотрит на него так, будто он сошел с ума, хотя сейчас оба могут с этим поспорить. Конечно же, Севи ничего не отвечает Ноа и уползает, продолжая лаять. Затем мы слышим, как кто-то стучит в дверь. Ноа закатывает глаза.

— Я раздену тебя до конца этого вечера.

Я улыбаюсь и похлопываю его по плечу.

— Если будешь хорошо себя вести, то я даже готова тебе помочь.

Я отстраняюсь от него, намереваясь посмотреть, кто стучал в дверь, но Ноа прижимает меня к своей груди.

— Разве я спрашивал тебя?

Проведя ладонями по его груди, я сжимаю пальцами хлопчатобумажную ткань рубашки и смотрю на него, сдерживая улыбку. Ноа такой горячий, когда ведет себя так грубо, по-собственнически.

— Нет.

— Это приказ. Я вытащу тебя из этого костюма, и ты позволишь мне сосать свои висюльки, которые я так сильно люблю.

Я хохочу. Угадайте, кто стоит у наших ног и, указывая на меня, произносит: «Мои сиськи!», а потом хмурится и жестом дает понять, что плюнула бы в Ноа молоком?

Ясно как чертов день, что это наша дочь, которая только что произнесла свои первые слова. Мои сиськи. Отнюдь не вежливые словечки. Как будто она весь год над этим размышляла и выбирала подходящий момент, чтобы заявить права на свою территорию.

Перед вами родители года.

Мы с Ноа смотрим друг на друга, потом — на Финли и смеемся. Конечно, можно списать все на то, что дочь просто проголодалась, но я в этом не уверена. А может, и нет?

ГЛАВА 18

Ноа

Дом с привидениями и соседи

(Я вполне мог бы обойтись и без этого)

Сиськи.