Секториум
Шрифт:
— А если «это» произойдет?
— Все равно. Вы уже в критической фазе. Если я найду среди землян человека, способного потянуть на себе такой груз, я сделаю все, что от меня зависит. А пока мне больше надо думать о нашей безопасности. О вашей, прежде всего. — Он взял звонящий телефон и оставил меня в раздумьях о жизни, которая никого из нас, возможно, уже не коснется, потому что к моменту наступления на Земле всеобщего благоденствия, никого из нас остаться здесь не должно.
Шеф увлекся разговором, в углу кабинета маячил черный пиджак Семен Семеныча. Я смотрела на него и старалась представить, как они живут на Блазе? Не сойду ли я с ума, если нам придется навсегда убраться
В целом, наши дела были не так уж плохи. А ближайшие перспективы, по сравнению с далекими, выглядели вполне оптимистично. Осенью у Ольги Васильевны случился большой урожай. «Нам столько не надо», — сказала она и стала раздавать банки с консервами. «Нам с Семушкой скоро домой, — приговаривала Ольга Васильевна. — Кому ж добро оставить? Возьми, Мишеньку будешь кормить», — настаивала она. Ольга Васильевна думала, что кормление Мишеньки являлось моей главной секторианской задачей, и была недалека от истины.
На нас надвигался двадцать первый век и, хотя никто не придавал этому событию большого значения, каждый готовился. Праздновать решено было в офисе. Идею поддержали все. Удивительно, что никто не пытался улизнуть в другие компании. Словно единый дух сплотил нас перед общей проблемой и обязал держаться за один спасательный круг, называемый праздничным столом. Приехал Антон и некоторые другие внештатные сотрудники. Даже Сережа позвонил и попросился к нам, но не был отпущен строгой родительницей, зато передавал массу светлых пожеланий. «Вы — ангелы, живущие в подземелье, — сказал он. — Самые настоящие ангелы».
Приехали Петр, Андрей, явились оба наших француза, попрактиковаться в русском разговорном, который они безуспешно осваивали десятый год. Мохаммед приходил поздравить и даже выпил вина, но, после долгого разговора с шефом, куда-то заторопился.
Мы отвоевали у Гумы часть лаборатории под кухонные нужды. Для дальних гостей, которым не хватило места в гостинице, Миша уступил свой пробитый модуль. Он переехал с чемоданом ко мне в кабинет. Наверняка с тем самым чемоданом, который Алена, в свое время, выбросила в окно. Повесил парадный костюм в мой шкаф и заявил: «Хватит! Я поставил код на дверь лифта. Больше не впустим сюда никого».
Никто не строил планов, никто не готовил сюрпризов, просто украшали елку. Ольга Васильевна и Антон выбросили из лаборатории микроволновку и принесли настоящую плиту, на которой Ольга Васильевна могла сполна реализовать свои невостребованные на Блазе кулинарные способности, а Антон вспомнить армейские годы, когда служил коком на Северном флоте. Мне полагалось оказывать им содействие, но Миша не отпустил:
— Будешь делать мне прическу, — заявил он. — Кудри выпрямлять.
Всегда, когда Мише хотелось неожиданно сменить имидж, он мочил голову под краном, а потом заставлял меня натягивать на расческу его длиннющие локоны и высушивать феном, чтобы они держались прямо. Держались они недолго. После такой процедуры Миша становился похожим на хиппи и снова шел мочить голову. Но в этот раз он пожелал, чтобы я его подстригла. Я подстригла. Он глянул в зеркало, натянул на голову шапку и побежал искать парикмахерскую неотложку, а может быть, налаживать отношения с одной из бывших любовниц-парикмахерш. Когда Миша вернулся, разглаживать на нем было нечего, и я пошла помогать на кухне.
Нагревательных приборов не хватало. Наши храбрые повара штурмовали технический отсек лаборатории, где имелись скоростные нагреватели. Гума стоял насмерть и клялся, что пока он на трудовом посту, ни один землянин не подойдет к сигирийскому оборудованию. Наши доводы о том, что в бытность Индера земляне по этой территории носились табунами, его не впечатлили.
Петр привез с юга несколько ящиков, набитых фруктами. Французы были устыжены его примером и отосланы за таким же количеством вина. Я достала из чулана огурцы от Ольги Васильевны, которые Мишенька не успел сожрать. Олег Палыч закоптил в дымоходе дичь и, наконец, представил ее общественности. А к дичи — бутыль домашней наливки, которую Ольга Васильевна сразу спрятала, и дичь попробовать не дала. «Потерпите, — сказала она. — Вот, соберемся вместе… сядем за стол…»
Голодный Адам совершал одну за другой ходки по магазинам. Однажды, повстречавшись с ним в коридоре, я почувствовала перспективу вечного вопроса, и оказалась права.
— Где Галкин? — спросил он меня.
— В моем модуле.
— Что он там делает?
— Ест, — ответила я, — борщ со сметаной. А потом будет есть жареную курицу.
Адам облизнулся.
— Ты уверена, что он еще не начал есть курицу?
— Я бы на твоем месте поторопилась.
Когда мы устроились за новогодним столом и разлили шампанское, шеф стал говорить тост, но при этом странно на меня посмотрел. Так смотрят, если забудут предупредить, что вино отравлено. Почему-то я забеспокоилась.
— Все в порядке, — сказал он после того, как мы хорошенько выпили и закусили. — Я хотел сказать, что тебе надо заходить в карантин, а потом подумал, чего ради портить праздник? Челноков на Диск будет достаточно.
С той минуты мне расхотелось продолжать застолье и думать о чем бы то ни было, кроме предстоящей командировки. Если бы Семен опять не сцепился с Мишей на любимую тему, я ушла бы к себе…
— Ты, — говорил Семен, выпив водки, — специально косишь под еврея. Русского духа в себе не уважаешь!
— А за что его уважать? — отвечал Миша. — Весь твой дух в бутылке уместится. А ты видел хоть раз еврея-алкоголика?
— Что ж ты, думаешь, раз еврей, значит умный? — возмущался Семеныч. — Я знал одного еврея. Идиот был тот еще! Школу едва окончил. Весь квартал ходил посмотреть на такого тупого еврея.
— Вот! — обрадовался Миша. — За квартал ходили! А чтобы увидеть тупого русского, из дома выходить не придется. Достаточно зеркала.
Контора медленно напивалась. Алена собрала вокруг себя толпу внештатников и читала им лекцию о наших текущих проблемах. Этьен разгребал архив, в котором кроме него никто не мог разобраться, а Антон стоял у него над душой, пытался освежить в памяти забытый со школы французский — они понимали друг друга, как эскимос с папуасом. Андрей вытащил из-под дивана Мишин электрический клавир и исполнял на нем мелодии, нечто среднее между Бахом и роком, над ним висели благодарные слушатели. Володя приставал к Гуме с рюмкой водки, а Гума не знал, куда от него деться. Ольга Васильевна крошила колбасу в салат, а Адам пытался пригласить меня танцевать под ту мелодию, которую исполнял Андрей. Мы с Адамом и раньше танцевали на секторианских вечеринках, вдвоем… как два психа. Никто кроме нас не проявлял интереса к этому виду творчества. Тут мы были родственными душами, и это никому не казалось странным. Только я вдруг вспомнила, что альфы практически лишены музыкального слуха.
— Ты искала шефа? — спросил Адам.
— Я еду в Хартию, но не знаю зачем. Шеф не дал мне задания.
— Съездишь так… Развлечешься.
— Что за шуточки? — удивилась я.
— Тебе надо бывать там, хотя бы раз в три года.
— Но я, возможно, встречу Птицелова…
Адам понимающе улыбнулся.
— Ну, и что?
— У меня точно не будет задания?
— Юстин заскучал, — проболтался он. — Просил подъехать, как только сможешь.
— И все? Я еду только потому, что скучает Юстин?