Секториум
Шрифт:
Мальчик смотрел на меня широко открытыми глазами, как на новый предмет интерьера. Не то, чтобы с интересом. Скорее, с недоумением.
— Неплохой пацанчик, — сообщил мне Юстин. — Он летает иногда со мной, если я без груза. Иной раз, Мариванна за ним подежурит. Самостоятельный, ничего не скажешь. Только вот в чем, понимаешь ли, ерунда… Мне оставили эту… — он вынул из кармана пачку с прозрачными капсулами, — жратву. Сказали, штука в день на язык и кормить не надо. Но ведь он тут месяц уже, поди. Отощал, понимаешь… и скучно ему. Даже поиграть негде. Я дал ему апельсин заместо мячика. Так он его сожрал с кожурой. Голодный, наверно. А косточки вот, мне отдал, — в доказательство,
— Ничего, я в порядке.
— Да не… Ты присядь, присядь, — настаивал он. — Ты послушай сюда. Когда Йога этот твой, того… в общем, как бы это выразиться, помёр. Этот детеныш остался сироткой. И, по законам ихним дурацким, если у детёнка есть мать, он принадлежит ей. Если мать не хочет, они его, сказали, заберут назад, но это будет… как бы, не престижно для мальца. Это типа того, что повлияет на его будущее, уразумела?
Я неуверенно кивнула.
— Так что лучше его забери. Я боюсь, пока они обратно за ним полетят, пацаненок совсем отощает. Жаль его. Он хороший. Только лысенький и не говорит ни х… То есть, совсем не говорит, но кой-чо понимает. У него даже имя есть. Вот… — Юстин оттопырил лямку маечки, где шариковой ручкой было написано три буквы «ИМО» — Имо, — произнес Юстин. — Предпочтительно делать ударение на букву «И». Они так сказали, чтобы ты не напутала. Вот, я здесь, видишь, ударение поставил… — под лямочкой тянулся шнур, и Юстин, покончив с именем, подцепил его пальцем. — Во, тут еще глянь, чо к нему прилагается. Фамильная реликвия, блин… — Он вынул из-за пазухи мальчика увесистый медальон с безголовой птицей, который я последний раз видела на шее Його. — Наследство папашкино. Он сымать его не дает. — И, правда, мальчик взялся рукой за шнур медальона и перевел взгляд на Юстина. — Ну-ну, дядя брать не будет, — успокоил его Юстин. — Дядя только мамке покажет, какой ты у нас прынц. Вот ведь, одарили родичи. Нет, чтоб что-нибудь путное… побрякуху сунули. — Тяжелый медальон провалился обратно за пазуху мальчика. — Вот ведь, ё… жмоты какие, родичи-то.
— Да, уж… — поддакивала я невпопад.
— Я гляжу, ты ваще никакая? Потухла, девка. Ты чо, ни х… не знала о нем? Я так и думал. Ваще не догадывалась?
— Н… — я отрицательно замотала головой.
— Ха! — Юстин от радости хлопнул в ладоши. — О, влипла! Отомстил Птицелов вам, бабам, за всех мужиков! Это ж надо! Чо, совсем не догадывалась?
Мальчик рассматривал меня большими темными глазами. Я, видимо, занималась тем же самым. И наши взаимно удивленные физиономии не выражали ни радости, ни тревоги. Сплошное фатальное недоумение.
— Что мне с ним делать? — спросила я, наконец, хотя более глупого вопроса невозможно было придумать.
— Твой сынок, — справедливо заметил Юстин. — Что хочешь, то и делай.
— Но я не знаю, как выращивать флионера?
— Выращивай человека, — посоветовал он, взял мальчика и дал мне в руки, худенькое и легкое тельце.
Огромный медальон весил чуть ли не столько же, сколько сам мальчик. Имо не старался защититься от незнакомой тети, он смотрел то на Юстина, то на меня, а я чувствовала его дыхание. Ей-богу, мне было бы легче, если бы он вырвался и убежал.
— Ну, как? — потирал руки Юстин. — Почуяла родное? Берешь его или нет?
— Разве у меня есть выбор?
— Вот так-то, — он еще раз погладил мальчика по лысой голове. — Вот и мамка нашлась. Что я говорил? Мамка хорошая. Она от тебя не откажется.
До возвращения Индера оставался год. Все, о чем я смела мечтать в нынешнем положении, это о том, чтобы год пролетел быстрее. Я до смерти боялась реакции Гумы с его идеально правильным подходом ко всем жизненным проблемам. Самым правильным было бы отсутствие Имо в природе. Только Индер был способен находить решение нестандартных проблем. Он всегда знал, что делать, и был достаточно смел, чтобы взять на себя ответственность. По дороге я убеждала себя в том, что мои страхи не имеют оснований. Что, в крайнем случае, ребенка заберут на Флио для «непрестижного» воспитания. Я же утешусь тем, что надаю по мозгам его братьям за то, что подвергли малыша ужасам хартианского быта. Когда капсулу открыл Индер, я решила, что бог есть, что он живет на Земле и хранит нас, грешных и нераскаянных.
— Это ты? — спросила я. — Ты же в отпуске?
— Уже вернулся, — ответил Индер.
— Зачем?
— Просто так.
— А Гума?
— Он там, — Индер указал пальцем в сторону лабораторий.
— Вы будете работать вместе?
— Пока да. Ты выйдешь или там будешь сидеть?
Я вышла, прошлась до медицинской комнаты. В офисе не было видно ни души. Индер шел за мной следом.
— Где народ? — спросила я.
— Все здесь. Миша скоро вернется. Так и будешь стоять?
— А что шеф?
— Что шеф? Ты, может, объяснишь, кто у тебя на руках?
— Имо, — объяснила я. — Мой сын. А шеф на месте?
— На месте. Так что, сын так и будет сидеть на руках или дашь взглянуть?
Он взял мальчика, снял с него юстинову майку, бросил ее в урну и уставился на медальон. Имо выразительно чихнул.
— Сюрприз с Флио? — спросил Индер. — За ним ты моталась в Хартию?
— Именно, — вздохнула я. — Раз ты все знаешь, скажи, пожалуйста, что теперь будет?
Индер осмотрел мальчика и остановил взгляд на уровне желудка, чуть выше медальона.
— Он ел хоть раз в жизни?
Я выложила остатки питательных пилюль, которые были сразу подвергнуты химическому анализу.
— Скажи мне, чем его кормить? Флионеры едят траву, которая здесь не растет.
Разобравшись с капсулами, Индер понес на химический анализ медальон, но мальчик взял свою реликвию за шнурок.
— Он крепко держит. Просто так не вытащишь, — предупредила я. — Наверно, не доверяет.
— Я не заберу, — обещал Индер. — Я только проверю сплав.
Но Имо не отпустил шнурок даже когда индикатор прошелся лучом по поверхности медальона.
— Он у тебя храбрый или глупый? — спросил Индер.
— Давай, ты проверишь сплав немного позже, — попросила я и вернула медальон на шею ребенка. — А сейчас займись, пожалуйста, его организмом.
Индер выполнил мою просьбу своеобразно. Он посадил мальчика в раковину, включил душ и начал мыть, как лабораторную посудину.
— Дай мыло, — попросил он.
— Какое?
— Обыкновенное. Детское. Оно в шкафу…
От волнения я вывалила на себя полшкафа простыней, салфеток и гостиничных полотенец.
— Полотенце тоже дай.
Индер обстоятельно вытер ребенка махровым полотенцем, усадил обратно на стол и пошел рыться в офисном холодильнике. В это время Гума вынырнул из лаборатории и замер перед Имо, согнувшись пополам. Имо опять взялся за шнур медальона. Похоже, он утратил доверие ко всем высоким гуманоидам.
— Откуда это? — спросил Гума с оттенком легкой иронии, прежде ему не свойственной.
— Из хартианской капусты.
— Сын?
— Что ли, похож?
— Вы все друг на друга похожи, — признался Гума, и снова исчез в лаборатории.