Секториум
Шрифт:
На пороге гаража Адам появился в кожаной «косухе» с шевелюрой до пояса. Представился Вовчику, как Галей-Марсианин, и предложил поправить здоровье текилой, разбавленной топливом марсианского космического корабля, а уж затем укротить норов бешеного сэра «Харлодава», который на дух не выносит сопротивления нижних слоев земной атмосферы. Володя жидкость воспринял, мутным глазом обозрел сэра «Харлодава», признал в нем мистический образ «Харлей-Дэвидсона», не устоял перед соблазном, и, при попытке пересечь звуковой барьер, распечатался на кирпичной будке охранника. Крышу будки снесло ударной волной. Сэра «Харлодава» проще было закрасить, чем отскоблить. Володю мелкими ошметками собрали по округе и свезли в реанимацию. Едва пациент пришел в сознание, как тут же узрел над собой лик Адама. Без долгих церемоний
Месяц Володя провел в бегах. Сначала он бегал на костылях по больнице, потом он бегал на карачках по кустам в окрестностях гаражного кооператива. А когда понял, что сил нет терпеть этого ужасного ЧЕЛОВЕКА, явился к шефу просить о помощи. Адам был утвержден в должности секретаря, и, в знак благодарности, проставляется благодетелю по сей день. Кроме того, никто иной, как Адам выхлопотал для Володи место постоянного сотрудника, и тот из эксперта по кадрам превратился в консультанта по местной технике. Секториум от этого не прогадал. Напротив, упростил себе жизнь. Володя обладал не только отменной интуицией, золотыми руками и дружелюбным характером. Он также, в силу своего исключительно пролетарского происхождения и обширных знакомств, имел доступ во все дыры цивилизации. К примеру, свой первый шуруп он завернул в сортире женского туалета локомотивного депо, и ракурс придал соответствующий. Но Вега простил ему эту шалость. Слава богу, Адам к тому времени уже откалывал номера похлеще.
Глава 3. ПЕТР, «САЙПРУС» И МИША ГАЛКИН
— Форма одежды — пляжная, — предупредил шеф. — Петр пригласил всех. Отправление из офиса в семь. Опоздаете — добирайтесь самолетом.
Из всех приглашенных отказалась только Алена. Она же не пустила Водю Сивухина, использовала его законный отпуск для покраски своей машины, но Водя на судьбу не роптал. Палыч извинился за них обоих и сказал, что задержится. Адам Славабогувич умчался на день раньше. Французы, Люк и Этьен, которых я пока не имела случая видеть лично, потерялись где-то между Москвой и Парижем, и Вега долго ругался с ними по-французски через компьютерный видеофон. Собственно, может быть, не ругался, но беседовал крайне эмоционально. К моменту отправления в офисе оказалась только я, потому что никуда не отлучалась. Холл превратился в мой рабочий кабинет. Здесь мне было дозволено ставить на полку книги и захламить стол тетрадями. Здесь я высиживала полный рабочий день и час-другой сверхурочно, поскольку теоретические навыки давались мне с трудом, и не приносили творческого удовлетворения.
— Ноутбук можно взять, — сказал шеф, — а бумагу по минимуму, чтобы ветер не носил ее по пляжу.
Что мне точно следовало взять с собой в дорогу, так это стул. Стоять в лифте полтора часа было невыносимо, а сидеть на полу в присутствии шефа — неловко. Два раза мы останавливались в пути. Два раза шеф звонил из кабины Индеру и ругался. На этот раз точно ругался, на своем родном языке, который мне был непонятен также как французский.
— Обычно мы проходим часовой пояс за пять минут, — объяснял шеф, — когда движемся с востока на запад. На юг приходится двигаться ступенями по старым трассам, которые не ремонтировались со времен первых миссий. К тому же сегодня магнитная буря.
— Хорошо, — отвечала я. — Это в любом случае быстрее, чем на самолете.
Торжество, затеянное Петром на морском побережье, было посвящено покупке яхты. Ее должны были увидеть все секториане, и счастливый хозяин с трудом оторвался от приобретения, чтобы встретить нас. Лифт открылся в цокольном этаже особняка, между стиральной машиной и электрощитом. Он был замаскирован под шкаф. Поэтому первое, что мы увидели перед собой в пункте прибытия, это сплошной кусок фанеры.
— Поднимайтесь и располагайтесь, — пригласил Петр и пропал в своем просторном жилище.
Из подвала мы поднялись на веранду. Окна были открыты, сквозняк шевелил жалюзи. Теплый южный ветер с ароматами трав и кромешная темень вокруг. Пока Петр носил закуску из холодильника на столик у камина, я обошла дом по периметру первого этажа. Второй этаж был опоясан сплошным балконом. Холл нижнего уровня выходил в сад, где начиналась территория неизвестного мне государства.
После Алениного терема, меня трудно было впечатлить роскошью частных владений, но в саду Петра имелся бассейн, фонари горели на дорожках. Правда, вода отсутствовала, зато глубинная подсветка мерцала разноцветными пятнами. Южные аромат были озвучены стрекотанием насекомых, пахло морем, которое едва виднелось за горой, поросшей лесом.
Вега предложил мне бокал вина, и я бессовестно его проглотила, словно путник, преодолевший пустыню.
— Пора подумать о бункере, — сказал он, словно уловил мою душевную безнадегу. — Очень удобно. Там можно поставить технику. Всегда будет надежная связь.
— Почему бункер? — спросила я. — На воздухе тоже хорошо.
— Там будет все, что захочешь, — пообещал шеф. — Захочешь воздух — будет воздух.
Чем занимается Петр, толком не знал никто. Личных друзей Веги в Секториуме обсуждать не принято. Представительный мужчина лет сорока. О таких говорят «видный», и этим все сказано. На таких «видных» дядьках прекрасно сидят пиджаки, словно природа создала их специально для ношения пиджаков. Они никогда не стоят в очередях и не пользуются общественным транспортом. Вроде бы, вся троица: Вега, Петр и Олег Палыч, вместе учились и сдружились еще в студенчестве. Потом Палыча завернуло на искусство, Петра на коммерцию, а Вегу на трансгалактические проекты. Первоначально все они учились на инженеров, а теперь Петр вынужден был в одиночку осуществлять финансовую поддержку конторы. То есть, «поддержка» — это мягко сказано, неуважительно по отношению к Петру. Он просто раскрывал кошелек и платил нам зарплаты.
В Союзе Петр сначала фарцевал, потом занялся подпольной коммерцией, разбогател и сбежал на Запад. Если верить нашим секторианским сплетникам, при попытке вернуться в Союз этот солидный господин будет немедленно схвачен органами и вряд ли когда-нибудь окажется на свободе. По этой причине на родину Петр путешествовал только лифтом, зато часто. И в доме Палыча для него имелась специальная гостевая комната.
В каком бизнесе Петр наломал дров, тоже не обсуждалось. Может, там и впрямь криминал. На мои вопросы о подвигах Петра Адам ответил загадочной фразой «рыльце в пушку», и уточнять отказался. Алена взяла на себя смелость развить мысль: «Рыло в пуху, — заявила она, — причем, по самую задницу. Увидишь, жук еще тот!» Но Вега нежно любил этого «жука», и нам наказывал не обижать. Мы и не обижали. Нам обижать Петра было совершенно не за что.
За ужином я слушала историю о покупке яхты. Я узнала все о классе яхты, о ее технических характеристиках, навигационном оборудовании, о ходовых качествах, и поймала себя на мысли, что уже не мечтаю о доме на свежем воздухе, а страстно хочу жить на воде. Еще позже я поняла, что талант рассказчика — убийственная сила. Ночью, когда, напившись вина, я уснула на диване в гостиной, мне приснился роскошный белоснежный корабль, а Петр, исполнив долг гостеприимства, сбежал на пристань.
Утром он вернулся, ни свет, ни заря, и с первыми лучами мы покатили вниз по серпантину. «Что же это за страна? — думала я. — Население — вылитые турки, дорожные указатели написаны греческими буквами». Спросить было некого. Петр, не замолкая ни на секунду, объяснял нам с Вегой, бестолковым иностранцам, почему жилье в горах дороже, чем у моря и отчего только торгаши и туристы наводняют пляжи в жаркое время года.
Действительно, внизу было людно. На пристани стояли ящики с мандаринами, не ощипанными от листьев, лежали связки бананов в полиэтиленовых мешках, как картошка. Машины и мотороллеры стояли друг на дружке вдоль парапета. Мы отправились пешком к причалам. Вега озирался по сторонам в поисках Адама, а Петр на ходу покупал бутылки с водой.
После рассказов яхта впечатления не произвела. Ни бог весть что… Я представляла ее себе как минимум в габаритах «Титаника». У того же причала стояли более шикарные модели. Яхта Петра была похожа на неубранную квартиру. Баллоны от акваланга валялись на сидениях, спальные мешки сохли, свисая с бортов. Над тазом сидел молодой человек, то ли в семейных трусах, то ли в шортах, каких еще не видывали в Союзе, мучил рыбу, соскребая с нее чешую охотничьим кинжалом. Его лица не было видно из-под сомбреро.