Секториум
Шрифт:
— Джон! Имо слов-то таких не знает: «найти себя в жизни»! Когда это он себя потерял? Выброси из головы. Ты что, на Сириуса сегодня нарвался? Это он тебе объяснил кое-что о человеческом предназначении?
— Имо же не человек, — вывернулся Джон.
— И что теперь? У него должен быть особенный смысл?
— Конечно!
— Пусть сам ищет. Ты здесь причем?
— Он искал, — ответил Джон. — Теперь я помогаю.
— Каким образом? Может, и я помогу?
— Расскажи о нем то, чего я не знаю.
Вопрос застал меня врасплох.
— О его земном детстве расскажи, — настаивал Джон. — Расскажи мне всю его жизнь.
— Это, пожалуйста, — обрадовалась я и стала готовить завтрак.
Рассказывать
— Лучше расскажи, что ты делал сегодня заполночь в офисе? Чей смысл жизни ты там искал?
Джон покраснел. Это было последнее предупреждение: не хочешь слушать вранье, отстань по-хорошему.
— Приборы тебя засекли. Шеф рассердился. Я объяснила, что ты давно не был на родине, что тебе может быть интересно все, что нормальному человеку примелькалось. Но, Джон, ты ведешь себя странно, и это замечаю не только я.
— Сириус уговорил меня не ехать в турне, — признался Джон.
— Еще чего?!
— Я же поеду.
— Значит у нас с временами глаголов непорядок?
— Снова неправильно?
— Неужели не чувствуешь сам? Джон, что происходит? На Блазе ты говорил прекрасно.
— Нет, все так: сначала Сириус уговорил остаться, потом Имо уговорил ехать.
— Тьфу, на вас обоих. Когда вы все успели?
— Сегодня заполночью…
— Все! Больше ни шагу из дома без моего разрешения, а ночью я тебя привяжу за ногу к Имо, раз ты слушаешь только его.
Так я поступала и раньше. Ничего нового в процедуре привязывания за ногу для Джона не было. Он страдал чудовищным лунатизмом и мог во сне уйти из модуля пешком в одних портках. За башней стояла вечная блазианская мерзлота, не выше пятнадцати градусов. Джон во сне не соображал, что надо одеться. Обычно я караулила его сама, меняла коды на башне, ставила таз холодной воды у выхода. Если Джон хотел уйти, это не спасало. Он обходил тазы, распутывал узлы, хуже всего, что во сне он каким-то образом угадывал код замка, который я набирала в строжайшей секретности. Проблемы кончились, когда я стала привязывать его к Имо. Имо просыпался и доходчиво ему объяснял, что во время отбоя надо спать.
— Так и знай, привяжу! — грозила я, а сама связывалась с шефом. — Вега, наш челнок в ближайшее время на Блазу не собирается? — спросила я начальника, чем рассердила его еще больше.
— Ты будешь сидеть дома и воспитывать детей, — сказал он. — Если ты не в состоянии их воспитать, будешь контролировать. Никакой Блазы, пока они здесь. Будешь отчитываться за каждую минуту, вплоть до окончания экспедиции.
— А я разве просилась? Чего это вы на меня налетели?
— Ирина, возьми, наконец, на себя ответственность! Наведи порядок в своей семье!
«Порядок… — удивилась я. — Можно подумать, я знаю, как его наводить». Все, что я могу себе позволить в отношении детей, это наблюдать их на расстоянии, которое они определяют сами. Я не творец, в отличие от Сириуса. Я наблюдатель. Мое дело наблюдать и делать выводы, чтобы потом, когда мои дети потеряют смысл жизни, точно сказать, где он лежит.
Вслед за Джоном дома появился Имо. Я удивилась, застав его в модуле средь бела дня. Еще больше я удивилась, когда поняла, что Имо не просто шел мимо и заглянул, он именно пришел домой — явление исключительно редкое. Кроме того, он заявил, что сам будет заниматься с Джоном грамматикой и забрал у меня учебник. Я просто перестала понимать происходящее. Они вели себя как сиамские близнецы: вместе выкупались в бассейне, вместе устроились в беседке, при этом каждый занялся своим делом. На Земле они даже спать приспособились в одной комнате, а в другой валять дурака, делать вид, что готовятся к тестам. В школе они вели себя совершенно не так, у них были слишком разные интересы. Имо любил уйти подальше, забраться повыше, изрисовать потолок там, где он недосягаем с помощью пожарной лестницы, изрисовать проходящих мимо одноклассников, потому что его никто за это не ругал. Джон любил взять книжку и отключиться. С той же книжкой его можно было найти и через час и через день. На его компьютере была вся мировая библиотека. Больше всего на свете он обожал читать про Землю, про героев с мечами, которые спасают простой люд от дракона; про пришельцев, которые учат землян жить правильно и не совершать дурные поступки. Меня, как родителя, радовал сам факт, что ребенок с книжкой. Что он не карабкается по стене с баллончиком краски. Имо же ни одной книжки в своей жизни не открыл без принуждения, и это невероятно меня огорчало. Теперь он только и делал, что топтался возле Джона, мешая ему учиться.
Пискнул компьютер, пригласил Имо зайти в офис. Имо не отреагировал. Пискнул еще раз, Имо и бровью не повел. Я бы уже примчалась в мыле, а ему хоть бы что. Можно было конечно взять его за шиворот и отвести, но разве не интересно, чем кончится? Я продолжила наблюдать. Наводить порядок в моем семействе не имело смысла.
Нет! Одну книгу Имо все-таки открыл сам, о чем мне однажды сообщил его друг Иван. Книга называлась «Кузовной ремонт….» какого-то транспорта. И это событие имело незабываемую предысторию. Ее вполне можно было бы рассказать Джону, потому что «Кузовной ремонт…» был единственной книгой, которую открыл его младший брат.
В день, когда Имке исполнилось четырнадцать лет, Толик Панчук, отец Ивана, а заодно мой сосед, шел по улице и матерился так, что куры шарахались в подворотни. Он шел к Мише, сообщить ему то, о чем знала вся улица. А заодно предложить ему выпороть Димку. Своего Ваньку он уже порол, а Димку моего пороть — кишка тонка. Он решил возложить эту миссию на Мишу, как на исполняющего обязанности отца, но я дала понять, что справлюсь с этой задачей самостоятельно:
— Объясни, что он натворил, — попросила я, — а уж за мной не заржавеет.
Речь Панчука-старшего перешла в истерику:
— Там, на мусорной горе! — объяснял он. — Новый самосвал! Совсем новый! Как шашлык насадил, гаденыш! Как шашлык! Идем. Не веришь?
Там, где кончался частный сектор, и начинались свалки да заброшенные стройки, действительно находился грузовик. Он стоял, подняв зад к небу, а из-под мятой крышки капота торчала арматура толщиной с запястье. Железяка насквозь пропорола капот, к тому же погнулась, нанизав на себя машину. Нет, не как шашлык… как рыболовный крючок.
В отчаянии папа-Панчук, не находил себе места.
— Какая падла их сюда занесла?! — вопил он. — Как они… мать их, вперлись на эту хреновину? Ты видишь, как засела? Здесь пилы не подсунуть! — кричал он и был совершенно прав. Машина села на самое основание арматуры, торчащее из бетона. — Куда я подгоню, на х… тягач? Здесь вездеход не пройдет!
Действительно, до ближайшей местности, по которой пройдет вездеход, не дотянулась бы и стрела подъемного крана. Из воплей Панчука я узнала, что страховка покрывает только случай аварии и угона. То, что два интеллектуально одаренных подростка решат проверить ее проходимость, полис не предусматривал. Панчук-старший готовился к харакири. Этот несчастный грузовик олицетворял надежды на будущее благополучие семьи. Но главная подлость заключалась не в этом. Если абстрагироваться от интересного положения, в котором оказалась машина, там ремонта всего ничего. Арматура, если разобраться, серьезно не повредила ни один важный «орган».