Секториум
Шрифт:
Дорога закончилась таким же бархатным тупиком, как вся театральная зона. «Проводник» растворился. Стена приподнялась, полоса едкого света осветила мои дорожные ботинки, а затем брюки, потертые на коленях. Я отошла. У меня возникло ощущение, что в Шаруме нет ни одной живой души, кроме меня да бродячей голограммы. Что там, за полосой света, притаилась иллюзия, готовая завладеть моим рассудком. Почему-то мне показалось, что я останусь здесь жить, и мои обещания, выданные шефу, будут выглядеть как самое настоящее издевательство.
Тень легла на пятно света передо мною. Тень человека, одетого в длинный
— Ты? — спросил голос, который я тоже когда-то слышала. — Кого угодно ожидал здесь увидеть, но не тебя.
— Собирайся, Адам. Отпуск кончился. Тебя ждет работа.
Мне показалось, он был в такой же прострации. Кого он, собственно, ждал? Он решил, что шеф лично приедет его уговаривать?
— Я не ясно выразилась? Отпуск закончен. Работать пора. Полчаса тебе на сборы и не стой против света.
Адам отступил, приглашая меня войти. Я вошла и стена опустилась. Ничего хорошего из этого не следовало. Сигирийские обычаи запрещали запирать жилье за вошедшим гостем. Впрочем, приглашения в дом местная этика тоже не предполагала.
Комната Галея была от потолка до стен завешена расшитой драпировкой, которая, как и «проводник», не относилась к дешевым удовольствиям. За тканью, вероятно, были выходы в другие покои. Здесь же, кроме подиума, не было ничего. Вероятно, Галей на нем спал, потому что подиум был устлан такими же расшитыми подушками. Интерьер напоминал пещеру аристократа, не хватало кальяна и колоды карт. Воздух был пропитан наркотическим благовонием, которым любил баловаться мой младший сынок. Этот запах я бы не спутала ни с чем.
— Двадцать пять минут на сборы, — напомнила я. — Челнок в порту. Ты долго будешь меня рассматривать? Я не голограмма. Я просто так не исчезну.
Адам не постарел. Мне показалось, что его лицо было в гриме, а волосы выкрашены в неестественно черный цвет. Может, от слишком яркого света; может, я забыла, как выглядит его лицо.
— Не исчезай, — сказал он, скрестил на груди руки и отошел, чтобы рассмотреть меня целиком.
— Я без тебя отсюда не уйду. Да я просто не выберусь одна из твоих катакомб.
— Не надо…
— Адам… Шеф знает, где я.
— Знает?! — воскликнул он, и каменная «маска» сменилась человеческим удивлением. — Знает, и отпустил тебя одну?
— Я не успела спросить разрешения. Нам нужна твоя помощь.
— Забавно складывается жизнь, — заметил он. — Я помню тебя маленькой трусихой, которая всегда спрашивала разрешения и всего боялась. А меня — больше всех.
— Я выросла.
— Что у вас случилось? — спросил он.
— Нужен оператор ФД. Это все, что я могу сказать здесь, остальное объяснит Вега.
— Мишкин еще с вами?
— Он не берется. Нужен ты…
— Кому? — уточнил Адам. — Разве на Земле появился человек, которому я нужен?
— Давай не будем обсуждать это сейчас. Если ты злишься на меня, я извинюсь. Если ты занят, я подожду. Выбора нет. Ситуация критическая: либо ты нам помогаешь, либо мне не у кого просить помощи.
— Тебе или вам?
— Ладно, — сдалась я. — Что мне сделать, чтобы ты вернулся на Землю?
— Не знаю, — простодушно ответил Адам. — Я задавал себе этот вопрос, но не нашел ответа.
— Тогда зачем ты объявился в Имкином коммутаторе? — рассердилась я.
— Хотел его видеть.
— Видел?
— Он взрослый мужчина, но все равно похож на тебя.
— Кто это мужчина? Он похож на своего отца, но, к сожалению, ребенку это не на пользу. Если ты поедешь со мной, познакомишься с Мишиной дочкой. Она работает у нас.
— Которая? — спросил Адам.
— Ах, ты все знал…
— Сколько же времени прошло на Земле?
— Разве по мне не видно?
— Лет двести-триста?
— Очень смешно.
— Четыреста? — издевался он.
— Если ты все знаешь, может у Мишки есть сыновья? Он ужасно хочет. Ты не представляешь, как он обрадуется. Адам…
— Что? — задумчиво спросил он.
— Оправдываться не придется. Никому не придется ничего объяснять. И, между прочим, можешь вернуться под настоящим именем.
— У меня много имен, — ответил Адам. — И все настоящие.
Спустя много лет я поняла, от чего предостерегал меня шеф в те скандальные дни. Я догадалась, за что тиагонов опасаются в обществе, и не могла утверждать, что эти опасения беспочвенны. Их искусственный рассудок отличается от нашего отсутствием естественных тормозов. Они защищены от физических и интеллектуальных перегрузок, но абсолютно беззащитны перед эмоциональными. Именно эмоциональный дискомфорт чаще всего приводит их к катастрофе. Работа разведчика на чужой планете подходит им гораздо больше, чем личная жизнь, богатая любовными приключениями. Может быть, театр чем-то сродни разведке. Шеф говорил, что сигирийские театры совсем не то же самое, что человеческие, что пригласить даму в театр у сигов считается дурным тоном, но я никогда не видела Адама на сцене.
Однажды мы с Аленой взяли его на понт: «Смог бы ты поступить в театральный институт?» — спросили мы. «Конечно», — ответил он без раздумий. «А знаешь ли ты, какой там конкурс? Знаешь, что туда поступают по блату?» «Долго ли найти блат», — также без раздумий сказал Адам, и я уже не сомневалась, что он был бы первым в списке зачисленных, если, конечно, его бы не подвинул кто-то с фамилией на «А». Он снялся бы во всех боевиках, сыграл бы героев-любовников, и, разумеется, Гамлета. Разве можно без Гамлета? Он стал бы жить, как Сириус в звездные годы, если конечно поклонницы не разорвали бы его на сувениры. В этом был весь Адам, существо, для которого человеческих проблем не существует, существуют только методы и скорость их решения.
— Мне можно посидеть за кулисами? — спросила я, когда поняла, что приглашения не будет.
— В моем театре нет кулис, — ответил он.
— А посидеть возле сцены?
— И сцены нет.
— А зрители есть? Ты разрешишь мне быть среди них?
— Это опасно.
— Допустим, я не боюсь.
— Ты когда-нибудь видела представления?
— Не видела даже в записи.
— Их записать невозможно.
Адам отодвинул штору, которая закрывала выход на балкон павильона, напоминающего помойку. Несколько лысых альфов сидели на полу. Кое-кто спал, закутавшись в тряпки. Всюду были разбросаны подстилки, видимо, принесенные публикой. Увидев на балконе Галея, альфы поднялись и замерли, словно он регулярно их бил. Уставились на нас снизу вверх.