Секториум
Шрифт:
— Вся жизнь — крамола. Ты знаешь.
— Нет.
— Ты знаешь, что мы пишем архив для фронов. Других целей в жизни на Земле я не вижу. — Он поглядел на меня, чтобы удостовериться, что проповедует не впустую. — Других целей не предусмотрено, но информационные носители планеты не беспредельны.
— Что ты хочешь сказать?
— Представляешь цивилизацию на фоне матричной перезагрузки? — спросил он. — Выйди наверх и оглядись.
— Там дождь. И что?
— Если мы в ближайшее время не найдем творцов, здесь будет тотальный дурдом. Ты получишь возможность наблюдать выпадение в маразм большинства населения планеты. Ты увидишь общество, которое
— Поговорил бы об этом с шефом, — предложила я.
— Разве он станет слушать?
— У сигов нет техники, способной слоняться по Вселенной в поисках фронов. Они также бессильны, как мы.
— У сигов, — согласился Сир. — А у нас?
— А у нас что, особое положение в Галактике?
— Если я не ошибаюсь, твой сын наполовину фрон.
— Флионер.
— Не важно. Его отец должен знать, где искать братьев по разуму.
— Добраться до Флио, — объяснила я, — у нас тоже нет возможности. Координата, которую они дали, недосягаема от Кольца, к тому же заведомо фальшива и десять раз поменялась в силу естественных космодинамических процессов.
— Но однажды ты там была.
— Это устроил Його-Птицелов, и хватит обсуждать эту тему. Я не поверю, что он жив, пока не увижу лично.
— Другие родственники наверняка могут знать, — намекнул Сир и снова спрятался в бумагах.
Экспедиция вернулась в контору с победой: фон был списан на редкость четко, невооруженным ухом можно было определить, что это не волны Балтийского моря наводят помехи, что это именно информация с древнейших матриц, которые до нас на Земле, пожалуй, не находил никто, потому что не умел искать. Вне всяких сомнений, ископаемые матрицы обладали сильнейшим энергетическим зарядом, способным влиять на современные матричные узлы. А точнее, «выключать» их, мешая контактеру понимать родной язык, а наблюдателю ориентироваться в реальности. Только эта победа не приблизила нас к тайне Вселенной, древние матрицы расшифровке не поддавались.
Шеф собрал консилиум из всех сотрудников, способных соображать, привлек к работе сигирийский лингвистический архив, содержащий ключи ко всем известным языкам Галактики. Без результата. Кончилось тем, что он накричал на Мишу и приказал ему думать:
— Здесь какая-то хитрая кодировка, — сказал он. — Ломай, как хочешь! Делай все, что сочтешь нужным, только дай мне ключ!
Миша, поддавшись влиянию шефа, стал создавать универсальный декодер, но сигирийская техника отказался решать задачу, сославшись на нехватку памяти. Мише некогда было разбираться с ее капризом, он пересел за человеческую машину, которую собрал сам, до последней детали. Впервые я увидела, как он, сидя за компьютером, удивился. Не думала, что в этих машинах есть что-то, способное его удивить.
— Шеф, — сказал он, — чтоб я сдох! Тоже не открывает файл.
Компьютер не подавал признаки жизни.
— Не может быть, — ответил Вега.
— Сам знаю. Ну-ка, — обратился он к Ксюхе, — отвертку сюда тащи… — но Ксюха не собиралась уходить на самом интересном месте. Что-то нам всем подсказывало: кульминация близко.
— Ну, Борисыч…
— Там в столе, — Борисыч указал на соседнюю комнату.
— Зачем? Дело же не в железе.
Миша был полон решимости.
— Неси, сказал! В нижнем ящике. Отвертка с крестовиной!
— Подожди, — остановил его шеф. — Ксения, в чем по-твоему дело?
Ксюха сначала сконфузилась, а потом указала на датчик загрузки процессора, который замер на отметке 100 %.
— Это не текст… Это программа, — сказала она, и шеф задумался.
— То есть, тест читается как команда?
— Конечно, — подтвердила Ксю. — Я смотрю, смотрю… думаю, чего это он делает? Он же не понимает, что это текстовой файл.
Шеф сел за компьютер рядом с Мишей.
— Вернись назад, — сказал он. — Запускай в пошаговом режиме.
Миша не спорил. Никогда прежде шеф не брался руководить им, как паршивым студентом. Таких оплеух от жизни Миша еще не получал.
— Читай, что показывает? — продолжил шеф.
— Диск переполнен, памяти не хватает, — прочел Миша и успокоился. — Что я говорил? Шеф, ну не может быть такого.
Шеф задумался.
— Может, если матрица Земли записана в режиме машинного кода, — сказал он. — Кто-нибудь из вас предполагал, что природа планеты подчиняется технической программе?
Безнадежное молчание наступило в ответ. Шеф иногда задавал нам каверзные вопросы, но с глазу на глаз, пригласив в кабинет, усадив в кресло. Аудитория безмолвствовала. Мы, как «апостолы» Сириуса, молчали в надежде, что Учитель сам объяснит. Шеф молчал вместе с нами. Компьютер читал текст, как сигнал «SOS», и предупредил: «Архив переполнен, если не принять мер, произойдет автоматический сброс».
— Вот вам информационное воплощение апокалипсиса, — объявил Вега. — Вот вам назначение гиперузлов. Вот вам аномалия развития. Работа закончена. Всем спасибо.
Он встал, дошел по коридору до своего кабинета, но у двери задумался и свернул в лабораторию. Там у Индера в шкафу лежали таблетки с успокоительным, а может, с ядом. Я такой же неуверенной походкой пошла за ним.
— Поговорите с Сириусом, — предложила я. — Расскажите, что произошло и послушайте, что он скажет.
— Что рассказать? — не понял Вега.
— Что ментальный фон перенасыщен. Послушайте, что он ответит.
— Кто ответит?
— Расскажите Сириусу. Обещаю, вам будет интересно. Думаю, он лучше всех понимает, что происходит.
— Всем пророкам так кажется.
— Поговорите, прошу вас. Хуже не будет.
Шеф остался стоять у шкафа с таблетками в нерешительности. Сириус спал за стеной на гостиничной койке. В Мишином кабинете по-прежнему было столпотворение.
Не исключено, что разговор между Вегой и Сириусом все-таки состоялся. Оба «светила» с той поры вели себя подчеркнуто нейтрально в отношении друг друга, словно великий передел космоса закончен, и мы, маленькие планетки, можем продолжать вращаться вокруг них по разрешенным орбитам. Миша погрузился в работу и велел Ксении особо не задаваться: ничего гениального ее догадка не содержала, а потому ее дело по-прежнему слушать гуру и подносить отвертки. У детей закончился срок пребывания на Земле, а вместе с ним исчерпались возможности его искусственно продлевать. Они уже не пропадали по ночам, а тащили сверху все, что могло пригодиться на Блазе.
Имо добыл на барахолке большой серебряный крест на цепи и повесил на шею, чтобы сбивать с толку индикаторы в пропускных коридорах. Джон накупил настоящих книжек и принюхивался к переплетам. Первый раз он почувствовал запах клея, использованного по назначению. Ему и раньше был знаком этот запах, потому что Имо провозил его в тюбиках от зубной пасты и давал своим товарищам нюхнуть, сунув голову в полиэтиленовый пакет.
— Теперь меня точно в конторе не оставят, — жаловался Джон. — Я сделал свою работу, но она вас только огорчила.