Секториум
Шрифт:
Имо остался на практике в районе Кольца, а Джон без дела слонялся по Блазе, потому что шеф не разрешал ему вернуться на Землю. Шеф по-прежнему принуждал Джона учиться в ФД-школе. Джон продолжал уклоняться, и это была дополнительная причина мне не прогуливаться лишний раз мимо кабинета начальника. Джон хотел на Землю, потому что Блаза ему надоела, потому что ему понравилось кататься с Имо на машине по ночному городу, и образ жизни Имо тоже пришелся Джону по вкусу. Но шеф был непоколебим: учиться и точка!
— Твой Джон хитер как лис, — заявил он мне. — Только
В чем именно Джон прокололся, Вега не объяснил. Мне пока никто не объяснил, чем плох мой старший сын, даже те, кто избегал его общества. Впрочем, каждый второй секторианин предпочитал не засиживаться с Джоном наедине. Чем нехорош младший, я, кстати, тоже не понимала. Просто его подход к жизни резко отличался от понятия шефа об идеальном сотруднике, но Имо и не просился в штат. Имо вообще ничего не просил, он обходился даже без красок и бумаги, если можно было рисовать фломастером на собственном животе, и не любил, когда его картины вставляют в рамки. Шеф поступил именно так. Он взял «рыбу», нарисованную Имо на фанере от посылочного ящика, вставил в раму, повесил над рабочим столом и заявил, что от этой картины идут успокаивающие флюиды. Имо не согласился. «Это просто рыба, — сказал Имо. — Рыба и не более того».
На Земле было лето. Сириус заболел идеей устроить новую публичную проповедь. Он утверждал, что созрел, уничтожал старые черновики и подыскивал помещение. Миша браковал его выбор один за другим. То его не устраивало географическое положение, то техническое состояние, то близость к офису правоохранительных органов. Сириус излучал оптимизм:
— Соберем тысячи полторы? — спрашивал он меня. — Конечно, соберем, — отвечал сам же, заметив мое сомнение.
Похоже, он замышлял что-то особенное, чем держал в напряжении всю контору.
— Я его когда-нибудь прибью, — жаловался Миша. — Сколько раз объяснял Ксюхе… Сколько говорил… Нет, она слушает только его, раскрыв рот. Отец ей по боку!
— Не узнаешь себя в детстве?
— Я даже в молодости таким не был. Мамочкины гены! Знаешь, что учудила эта соплюха? Купила квартиру! И живет там со своим мужиком, назло нам с матерью.
— Просто, ей захотелось самостоятельности.
— Мужика ей захотелось, — возразил Миша. — Тупого и пузатого. Чтобы мы с Анжелкой взбесились.
— Может, она его любит.
— Я тебе скажу, кого она любит. — Он опасливо оглядел офис. — Этого шизофреника она любит, чтоб ему осиновый кол… сама знаешь куда! По уши втрескалась. Она все делает мне назло. Знаешь, какие мерзкие сигареты курит? Думаешь, почему? Потому что папа сказал, не надо! А если бы ты видела ее друзей… Ирка, клянусь, если Сир на нее глаз положит, я его прикатаю так, что праха не соберут.
— Не волнуйся, Миша. Сириус глаз на нее не положит.
— Тогда о чем они болтают в курилке? Ты так спокойна, пока твои не попали под влияние этого маньяка.
— С детства надо было ребенка воспитывать, — ответила я, хоть не была уверена, что моих детей обошло влияние ужасного Сира.
— Поговори с ней, — просил Миша. — Может, тебя послушает?
— Ладно. Как вы мне оба надоели!
— Поговори!
— Поговорю, тем более, что меня она точно не послушает.
— И с Сиром поговори. Пусть он ей голову не морочит.
Сириус утешил меня сразу:
— Михаилу Борисовичу не о чем волноваться, — сказал он. — Скоро я уеду от вас.
— Далеко ли? — спросила я.
— Очень.
— На поиски фронов?
Желание откровенничать пропало.
— Сириус, не рассчитывай! Шеф понимает миссию Секториума, как чисто наблюдательную, и ни во что никогда не вмешивается. Это его принцип.
— А я всегда вмешиваюсь, — ответил Сир. — Всегда и во все. У меня другой принцип.
«Наша планета — это наша могила. Жизнь — это тюрьма. Вечная жизнь — высшая мера. Что есть за гранью жизни, я не знаю, потому боюсь, — прочла я в рукописи, которую выбросил Сириус. — Законы природы не нами писаны. Тот, кто придумал их, не нуждался в одобрении большинства, потому что способен подчинить своей воле все; и то, что останется от нас после смерти. Я не хотел изменить мир, я пытался его понять и не знал, что этот грех самый тяжкий. Ибо то, что творится руками — творится руками Бога. И если мы начнем понимать, зачем… — мы не позволим Ему творить».
Глава 9. ПРИВИДЕНИЯ В ОФИСЕ
— Ирина Александровна… Спите? А, между прочим, в офисе привидение. Натурального размера. Честно говорю, — спросонья голос Ксюши показался далеким, словно из телефона.
— Не обращай внимание. Фон уляжется, все рассосется, — ответила я.
— Куда рассосется? Оно уже на людей кидается! Точно, говорю вам, привидение в полотенце. Слышите?
— Как выглядит? — спросила я, не открывая глаз.
— Никак. Одни зубы. Над зубами полотенце, под зубами халат.
— В офисе?
— Да, да, идемте скорее, а то мне никто не поверит.
— Что ты делаешь ночью в офисе?
Ксюха опешила:
— Утро уже. Я не стала включать свет, потому что нет никого. А оно как выбежит…
— Зубы в полотенце, говоришь?
— Представляете, какой бред? Я его чуть сумкой не огрела. Потом, думаю, надо спросить. Я же не знаю, можно привидение… сумкой?
Пока я одевалась, Ксюха продолжала историю:
— Я к лифту, а оно рукава растопырило и говорит: «У…»
— Оно еще и говорит?
— Ага. «Ты кто такая кирасывая?» — спрашивает.
— А ты?
— На ноги! А что я? Меня еще призрак не лапал! Это ничего, что я вас разбудила? Вы что, так, с голыми руками на него пойдете?
— Что же мне, топор взять?
— Я бы взяла что-нибудь.
В лифт Ксюха вошла вместе со мной, правда, за меня же спряталась.
— Хабиби! — раздался возглас из темного фойе. — Я здесь, хабиби! — И белый халат заключил меня в жаркие египетские объятия. — Э… Махмуд приехаль. А тут такие девочки! Такие красивые (он сказал именно «кирасывые»), такие хорошие! Любимые мои доченьки!