Секториум
Шрифт:
— Слэпы состоят из лептонного поля? — спросила я.
— Причем здесь лептонные поля? Лептонное облако инерционно. Ты можешь только таскать его за собой, а слэпы отходят. Мы пробовали даже программировать их поведение.
— И что?
— Ничего. Сплошные теоретические расчеты и ответы такие же теоретические. А твой гаденыш Птицелов видит это живыми глазами.
В следующий раз Андрей зашел в кабинет бледный и совершенно растерянный.
— Надо дождаться Вегу, — сказал он. — В крайнем случае, Адама.
— Все так паршиво? — удивился Миша.
— Не знаю, все может быть. То, что говорит Його, кажется невероятным. Я предполагал разбухание матричных узлов, но мне бы в голову не пришло, что они на каком-то этапе начинают расти самостоятельно. Я ошибся в методике, — признался он. — Процесс идет по законам баланса. Я же руководствовался математической логикой. Теперь боюсь совершить еще одну ошибку. Не знаю, можно ли этому парню доверять? — Андрей вопросительно посмотрел на меня. — Что ему за интерес до наших проблем?
— Еще какой интерес, — ответил Миша. — Увезти эту красотку на Флио у него интерес…
— Зачем ты ему нужна? — спросил Андрей, но Миша не позволил мне ответить.
— Ну, ты даешь, мужик! Зачем нужны красотки?
— Видите ли, братцы, какая ерунда, — объяснял Андрей, листая исписанную тетрадку. — Слэповые выбросы, связанные в глобальные матричные узлы, не диковина во Вселенной. Величина таких узлов имеет стандартные параметры, и, как только они превышают критический порог, грамотное сообщество принимает меры для их рассеивания. На нашем дремучем уровне должен работать иммунитет социума: что-нибудь из репертуара святой инквизиции или мировых войн. Вы допускаете, что с нами это произойдет в ближайшее время?
— В Критическом Коридоре происходит перенастройка социальных программ, — возразила я.
— Да, но мы вошли в него с уже деформированной программой. У человечества с самого начала была атрофирована область интуитивного моделирования естествознания, и это в первую очередь на совести религий.
— Я что-то не воткнусь, — сказал Миша. — Узлы вышли из-под контроля или еще нет?
— Они достаточно сильны, чтобы разрушать индивидуальные слэпы. В таком виде человечество Коридор не пройдет.
— Не пройдет, — согласились мы.
— Однако оно туда вошло, — все-таки напомнил Миша. — И, как мне известно, довольно шустро продвигается.
— Чем шустрее двигатель, — заметил Андрей, — тем опаснее торможение. Эффект резинки.
— Как будет происходить торможение, конечно, неизвестно? — спросила я.
— Конечно, — ответил Андрей. — Спроси у Його. Может быть, с тобой он будет более откровенным. Боюсь, что над этим вопросом нам с вами придется работать. Именно нам. И тебе, Миша, в первую очередь. Його когда-нибудь нас покинет, а в Секториуме нет даже подходящего оборудования.
Його тем временем снова скрылся в саду. Я нашла его под тем же кустом, в той же позе бодхисатвы. То ли он притворялся спящим, то ли подчеркивал свой нейтралитет в безразличном ему мире. Его лицо выглядело слишком умиротворенным, по сравнению с двумя моими товарищами, оставленными в порыве дискуссии.
— Його! Кажется, ты наделал переполох в нашем сонном царстве.
Його не среагировал на мое появление, только расстелил подол. То ли пригласил сесть рядом с ним, то ли наоборот, заявил права на ближайший участок газона.
— Мне придется тебя расспросить. Уж прости нас, невежественных.
— Ты не должна заниматься тем, что опасно.
— Кто-то должен этим заняться.
— Пусть не ты, пусть другой.
— Если мне будет угрожать опасность, ты заберешь меня на Флио, так ведь?
— Можно ждать год, но нельзя всю жизнь…
Я села рядом с ним, положила на колени тетрадку и огрызок карандаша, но Його глаза не открыл. Похоже, меня он видел сквозь двойное веко, не исключено, что без одежды, даже без кожи и мяса. Так, облачко души в клетке из ребер.
— Я задам всего один вопрос, но прошу тебя на него ответить. Если это тайна, я буду молчать. Если это сложно, я постараюсь вникнуть. Скажи, пожалуйста, что такое бог?
— Ваш бог?
— Допустим, наш, ваш или общий. Скажи мне, Його, существует ли он?
— Его нет, — ответил Його.
Миша постучал в двери сада.
— Мы уходим, — крикнул он. — Но скоро вернемся. Тебе не пора на работу?
— Обманываешь, — сказала я Птицелову, когда за Мишей и Андреем закрылся лифт. — Какая-то управляющая субстанция все-таки есть. Расскажи мне, что это?
— Ее нет, — повторил мой задумчивый товарищ.
— Есть, — возразила я. — Если нет бога, благодаря кому же человечество живет до сих пор? Кто, если не бог, дал ему силы столько раз возрождаться после катастроф?
— Бог — слабость и невежество…
— Бред собачий! Сиги считают, что земляне — самые гуманные из всех известных однотипных сообществ. Если бы мы были слабы и невежественны, мы бы бегали в шкурах и ели соплеменников.
— Гуманизм — не дорога к будущему.
— А что, по-твоему, дорога?
— Свобода — дорога. Прочее — тупик.
— Свобода от чего? Что такое свобода? Право каждого творить то, что взбредет в голову?
— Сильная цивилизация выдержит такое испытание. Слабая — уступит место.
— Однако ты рассуждаешь, как дикарь. Скажи еще, что планета перенаселена.
— Перенаселена, — передразнил меня Птицелов.
— А если я уеду на Флио, с перенаселением будет покончено? — На провокации мой гость не отвечал. — Но раз уж ты обозначил проблему, помоги нам ее решить. Предложи хотя бы какой-то выход.