Секториум
Шрифт:
— Какая разница? — удивился Миша. — Ты говорил, человек не может делать однозначных выводов. Ты говорил, в проекте не хватает стороннего наблюдателя. Вот он, сидит у Ирки в саду.
— Мне корректно будет на это взглянуть?
Мы с Мишей одновременно утвердительно закивали.
— Прямо сейчас?
— Если не угнали лифт, — предупредил Миша, закладывая в себя кусок сыра. — Но до утра вряд ли обернешься.
Андрея это не волновало.
— Что шеф думает о вашем госте? — спросил он и по нашим физиономиям сразу обо всем догадался. — Рискуете, ребята…
— Шефа нет на месте, —
— Поверить не могу, — признался Андрей. — Живой, дееспособный хартианец? У вас в модуле?
— Зачем верить? Пользоваться надо, пока хартианец не сгинул, — сказал Миша. — Кто, кроме тебя, его сможет квалифицированно допросить? С какими слэпами он там контачил? А вдруг…
Они переглянулись и оба посмотрели на меня, как будто за мной оставалось последнее слово.
— Что, — спросила я, — едем?
— Едем, — ответил Андрей и встал с табурета.
Не успел Миша доесть бутерброд, как мы снова подъехали к темным окнам колледжа. Подбирая ключ к двери спортзала, Андрей засомневался в последний раз.
— Вы уверены, что ваш гость не блуждающий слэп?
— Тогда я тоже слэп, — заверил его Миша. — И ты — слэп, и все мы слэпы, глухи и парализованы. Давай, шевелись, пока нас не засекла полиция.
— И он свободно общается по-русски?
— Лучше, чем ты.
Андрей проводил нас в свой кабинет, выложил бумаги из дипломата, написал фломастером на доске несколько слов. Я поняла только «sorry», а если «sorry», значит, экспедиция затянется. А если так, значит, во всей моей суете вокруг Птицелова действительно есть резон.
— Ты когда-нибудь перелетал Атлантику на самолете? — спросил Миша, когда мы закрылись в лифте. Андрей рассмеялся. — Подумаешь, мне тоже шеф не разрешал, но я однажды прошвырнулся по фальшивым документам. Так, ради впечатлений. Я считаю, что каждый житель Земли должен раз в жизни пролететь над Атлантикой на самолете.
— Из самолета видишь только одну сторону, — заметил Андрей, намекая на сигирийский транспорт, обладающий более развернутым обзором.
— Я ж не глядеть летал… Что я, Атлантики не видел? Но то работа, а это совсем другое. Это ж руками землян построенные машины…
Всю дорогу под Атлантическим океаном мы сидели в лифте, как аборигены вокруг костра. Говорили о ерунде, чтобы не думать о главном. Чтобы не строить гипотез, не возводить стен на месте, где пока не заложен фундамент. Всю дорогу мы старались избегать серьезного разговора, и только перед прибытием я поняла, что такая «секторианская» тактика имеет смысл там, где дорога через Атлантику идет по слепому туннелю. Где не видно ни океана, ни облаков, ни острых вершин, на которые каждый из нас может напороться даже на знакомой дороге. Одним словом, лифт заклинило на последнем перегоне, где-то под Западной Украиной. Там, где наши техслужбы не имели ни одного, даже законсервированного «рукава» на поверхность. Это был единственный участок маршрута, не имеющий даже аварийного энергоузла.
Миша недобрым глазом посмотрел на Андрея, прежде чем вскрыть люк. Возможно, это происшествие впечатлило бы того, кто не знал, как часто застревают наши лифты на длинных перегонах, которые не используются годами. Но в присутствии Миши это случилось впервые. Обычно неисправная техника начинает работать, как только слышит Мишины шаги по коридору. Этот феномен был замечен давно и обычно веселил нас. Но, чтобы техника сломалась у Миши в руках, история Секториума не припомнит. Андрей посмотрел на часы.
— Очень интересно, — сказал он. — Ребята, если это шутка, то очень глупая…
На его часах наступило первое апреля.
Мы уже пошутили. Наша техника пошутила. Оставалось ждать, что пошутит Птицелов, когда испарится из сада. Потом пошутит Андрей, когда ему придется возвращаться в Канаду на самолете. Понятно, что доставать его со дна океана придется Мише. Потом вернется шеф, увидит на медицинском столе своих любимцев и потребует виновного на ковер. От ужаса я зажмурилась и открыла глаза только в модуле.
Птицелов встречал нас на пороге, словно знал время прибытия и тревожился из-за нелепой задержки. Мы с Мишей закрылись в комнате, оставив их с Андреем вдвоем, и наблюдали сквозь прозрачные стены. Это продолжалось до рассвета, пока лучи утреннего солнца не просочились в подземный мир. Будильник отбивал последние секунды до звонка, но Миша вырубил его, а я сделала вид, что не заметила. Разумеется, я для своей библиотеки недостаточно ценный сотрудник, чтобы зайти, написать «sorry» на рабочем столе и исчезнуть.
— Наконец-то тебя уволят, — злорадствовал Миша. — Как меня достали твои походы на работу. Делом надо заниматься. Настоящим делом… или не напрягаться вообще.
«Действительно, — подумала я. — Пусть уволят. Что я потеряю?» Там, наверху, мне терять было нечего.
Глава 16. ТЕОРИЯ СЛЭПОВ
Теория, дерзнувшая оспорить приоритет материального мира, доказала, что основной вопрос философии (о первичности духа или плоти) на самом деле основным не является. Что в этом «строю» совсем неважно, с какого конца рассчитаться на «первый-второй». Гораздо важнее определить, есть ли для человека что-нибудь важнее, чем сам человек? Теория слэпов отвечает однозначно «да». Важнее самого человека могут быть только его слэпы (субстанции лепто-энергетического пространства).
Эту интеллектуальную заразу разносят по Вселенной «белые гуманоиды», получившие свое название за белесый, парафиновый оттенок кожи. «Белые» племена в Нашей Галактике обнаружены в нескольких очагах. Ближайший к нам — орбита Юпитера. Иногда их называют «белые вояжеры», но никто не дает себе труда вникнуть, действительно ли они принадлежат к данному типу. Никакой определенной информации о них нет. Никто ее специально не собирал. Секториане привыкли к «белым», поскольку соседствуют с ними на Лунной Базе. «Белые» всегда присутствовали возле Земли, не выделяясь в пейзажах звездного неба, никому не мешая и ничего не требуя. Они умеют вести себя тихо и быть любезными соседями. Они всегда готовы прийти на помощь тем же сигирийцам, которые рядом с братьями по разуму получили прозвище «серые гуманоиды». Все, кто имел дело с «белыми», обращали внимание на их склонность избегать конфликта, жить в согласии друг с другом и окружающей средой. За эту необыкновенную задушевность, они получили кличку «слизь».