Сельская Венгрия
Шрифт:
Мы хорошо простились со стариками. И, петляя в людском потоке по гористой Тихани, все старались увидеть окошко в серой каменной кладке с красным цветочком герани.
«Балатон, Балатон…» Прибытка от озера, конечно, в тысячу раз больше, чем в молодые годы умирающих теперь стариков. Светит солнце. Блестит вода. Скользят по озеру нарядные паруса. Люди купаются, загорают. Жарится мясо. Зреют клубника и виноград. Булькает музыка. Речь венгерская, немецкая, чешская, русская. Строятся новые терема, один миловидней другого. Все в порядке? Пожалуй, да. Хотя несколько лет назад ответ на этот вопрос был бы иным. Это касается самого Балатона. Воды. Ее здоровья. Основы всего, что собирает сюда людей.
Вода — наиболее уязвимая часть природы. Все, что вылито, выплеснуто, спущено в трубы, куда-нибудь утечет и в конечном счете попадет в речку, озеро, в море. А дряни всякой выливается нынче на землю волей-неволей много. Вот и бьем уже в колокол на Байкале. В большом непорядке Балхаш. Беда с водою Великих озер Америки. Стонет от загрязнений Средиземное море. На грани жизни и смерти — Балтийское. Что же говорить о Балатоне, озере сравнительно небольшом, мелком, расположенном в самой середине людского скопления!
Первые признаки заболевания озера появились лет тридцать назад. Буйно в рост пошли тростники… Потом тростник вдруг стал гибнуть — это была новая стадия неприятностей. Потом стала цвести вода. Гром грянул в 1965 году — погибла, задохлась рыба. И взрывоподобно тронулись в рост сине-зеленые водоросли. Что там пить — в воде неприятно стало купаться. У этой точки оглядеться бы и что-нибудь предпринять. Но в пользовании природой русское слово «авось» имеет эквиваленты у всех народов. В 1972 году принимается решение о дальнейшем и быстром развитии на Балатоне туризма. В дело вложили деньги. Они немедля сторицей в золотом варианте стали в казну возвращаться. Но и тогда на лекарства для Балатона не потратили даже маленькой доли. Между тем болезнь обострялась и в 1984 году достигла кризиса — летом вода зацвела. Сук, на котором сидела громадная индустрия отдыха и туризма, затрещал… Я говорил обо всем этом в венгерском Комитете по охране природы, в Лимнологическом институте, со стариками Пете в Тихани. «Даже на вид вода изменилась: из сине-зеленой в жаркое время делалась желтой».
Причину болезни установили скоро и без труда. Вода Балатона обильно «удобрялась» со всех сторон. Отходы жизнедеятельности людей — шесть миллионов каждое лето! — прямиком без очистки текли в Балатон. И второе — ручьи и реки несли с полей химикаты.
Проблема Балатона сделалась в Венгрии жгучей общественной и хозяйственной проблемой. Меры приняты были решительные. Для бытовых стоков прорыли канал к Дунаю. (Решение не самое лучшее. Дунаю-то тоже нечистоты не в радость. Но все же там текущие, не стоячие воды.) Одновременно с этим к югу от Балатона закрыли двадцать два крупных свиноводческих хозяйства и подступились к реке Зала, несшей в Балатон удобрения, собранные водой с обширной сельскохозяйственной площади. Тут столкнулись с проблемой: как очищать воду? Растворенные удобрения плохо улавливались. Вспомнили: река Зала прежде у впадения в Балатон разливалась болотом с названием Кишбалатон. В 1930 году болота эти были осушены, река спрямлена. Цель осушения — добыть дополнительные земли — ровным счетом ничего не дала. Земля оказалась непригодной для пашни, и пастбища были тоже крайне низкого качества.
А что, если землю опять заболотить — создать для Залы, стекающей в Балатон, зеленый, поглощающий удобрения фильтр? Идею тщательно обсудили, просчитали на электронных машинах. И приняли мудрое, мужественное решение: заболотить! Выяснилось: заболачивание, создание буферного Кишбалатона стоит столько же, сколько стоило осушение. Но делать было нечего.
Заболачивание идет. Построили для этого плотины, спрямленному руслу Залы вновь дали возможность прихотливо и длинно течь по низине. Очень поучительный случай. И пока, наверное, единственный в мировой практике, когда признана откровенно ранее допущенная ошибка. Природе возвращается ее веками проверенный механизм.
Вся программа оздоровления Балатона стоит пять миллиардов форинтов — в рамках бюджета сумма огромная. И эти затраты были главными в шестой пятилетке республики. Никто не решился их поджимать, сокращать. Наряду с работами генеральными были во имя здоровья озера приняты меры, не требовавшие больших затрат. Пущены в озеро были растительноядные рыбы, запрещено пользование моторными лодками и катерами — только весла и парус! Стали разумнее обходиться и с комарами. Тотальная их потрава лишала озеро рыбьего корма, знаменитого мотыля — комариных личинок. Но конечно, и с комарами какой же отдых! Закупили в Швейцарии химикат, выборочно убивающий лишь тех из пятисот разновидностей комаров, которые докучают укусами.
Превентивные меры оздоровления Балатона обошлись бы, конечно, дешевле «тушения пожара» в обстановке всеобщей тревоги и беспокойства. Но так уж устроены люди — крестимся, когда грянет…
— Процесс ухудшения вод Балатона остановлен и пошел уже вспять. Лет через семь-восемь ждем возвращения к приемлемым нормам, — говорит лимнолог Ене Поньи. Он посоветовал посмотреть, как живет и «работает» на картах пока не означенный буферный маленький Балатон.
О Кишбалатоне песни пока что сложили только птицы. Этим пернатым жильцам Европы места под солнцем почти не осталось — все осушено, перепахано. С поразительной быстротой птицы обнаружили райское для них место. За три года сделана лишь треть всех работ по заболачиванию. Но птицы — какой телеграф их об этом оповещает?! — уже, как прежде, считают озеро своей станцией на пролетах. И многие тут поселились.
С Элемером Футо мы проехали по дамбам болотного царства. В сотне метров от нашей машины стая черных, как монахи, бакланов загоном ловила рыбу. Тут же плавало множество уток, ходили по мелкой воде кулики-шилоклювки, летали луни, сверкнув смородинкой красного глаза, проплыла чомга, потом протоку вброд перешли голенастые колпицы.
— Ну как? — пощипал свою бороду влюбленный в птиц Элемер.
К деревянной вышке, похожей на сторожевую башню, можно будет, не беспокоя птиц, подвозить вагончик с туристами.
— Уже сейчас многие сюда рвутся. Но мы даем пока птицам обжиться, не беспокоим.
На Кишбалатоне уже поселились выдры, еноты, загнездились сто двадцать гусей, замечен филин. И совсем уже европейская редкость — поселился орлан-белохвост.
Все это будет тут охраняться. Идет, однако, дискуссия, чему тут быть — большому заповеднику или рыбхозу? Хозяйственники, известное дело, всюду видят в первую очередь источники для доходов. Но ученые резонно им возражают: рыбу в Венгрии разводят повсюду, даже в теплой воде электростанций. А это место уникальным будет не только для Венгрии — для всей Европы! Кишбалатон станет птичьей столицей всего континента.
— Да и доходы… — теребит бороду Элемер. — Система ценностей в мире меняется. Приезжающие туристы охотно заплатят, чтобы полюбоваться вот с этих вышек на белых цапель, на плывущую выдру…
Верное размышление. На Балатон будут ехать не только купаться, удить рыбу и загорать, но и также испытать радость свидания с дикой природой. Кто и где еще может увидеть сейчас на воле орлана-белохвоста!
До свиданья, Балатон! Теперь, глядя на карту, буду знать, что значат твои очертания. К синей полоске на карте скоро прибавят кружки громадных болот, спасителей главного Балатона. Воображению нетрудно будет представить пролетающих белых цапель, гусей, орланов…