Семь чудес и гробница теней
Шрифт:
Эли заглянула ему через плечо.
– Плохая фотокопия, – предположила она.
– Или плохой набор, – добавил папа. – На этих старых пишущих машинках четкость букв зависела от силы нажатия. Не ударишь по кнопке как следует, и буква плохо пропечатается.
– Но эти светлые буквы складываются в слова «The destroyer shall rule», – сказал Касс. – «Разрушивший будет править». Сами посмотрите.
– Ты уверен? – недоверчиво спросила Эли. – Потому что лично мне многие буквы здесь кажутся светлыми.
Касс пожал плечами:
– Что-то не похоже
– Он был не царем, – поправила Эли, – а сатрапом. Чем-то вроде наместника.
– Ма-а-а… – простонал профессор Бегад из конца салона.
Мы все обернулись. Бегад лежал на кресле с опущенной спинкой, а его кресло-каталка было сложено и крепко привязано к стене рядом с ним.
– Как он? – спросил я.
– Все случившееся изрядно его подкосило, – ответила доктор Бредли. – Он проспал почти весь полет. Для человеческого организма в его состоянии любое путешествие – практически худшее, что только можно вообразить.
– Но он же дотерпит до Турции? – заволновался Касс.
Доктор Бредли склонила голову набок, но ничего не сказала.
Отстегнув ремень безопасности, Эли опустилась на колени рядом с Бегадом и взяла его за руку:
– Не знаю, слышите ли вы меня, профессор, но если есть способ вылечить вас, мы его найдем.
– Шустрик, – проворчал Торквин, – уже был бы в Голли… Гола… в Турции.
– В Галикарнасе, – сказал папа. – И сейчас он называется по-другому. Рыцари построили там замок Святого Петра, Петрониум, а позже это место получило название Бодрум. Именно туда мы и направляемся. В турецкий Бодрум.
Торквин кивнул, затем посмотрел на свой GPS-навигатор:
– В девяноста семи милях от Дурдома.
Я сел прямо и сосредоточился на экране монитора, выдвинутом из подлокотника моего кресла. С того самого момента, как мы покинули «ИК», у нас не было доступа в Интернет. Теперь же я нагонял упущенное, собирая информацию о мавзолее в Галикарнасе. Будь у меня время, я бы поискал и по другим Чудесам света.
Я увеличил несколько изображений. Это строение никак нельзя было назвать большим и вычурным. В нем не было ни намека на феноменальные инженерные решения Висячих садов Вавилона. Но все же в нем таилось нечто невообразимо прекрасное, даже, можно сказать, современное – высокое здание с колоннами, почти ровный куб, своего рода небоскреб. Его украшали огромные скульптуры и сложный орнамент. А на самом верху подобно шляпе в небо устремлялась пирамида, которую венчала каменная колесница с двумя фигурами в ней.
– Больше ста тридцати футов в высоту, – зачитал я. – Выше статуи Свободы без основания. Мавзолей простоял шестнадцать веков. Все строение окружают колонны, всего тридцать шесть штук. Мавсол и его жена Артемисия стоят наверху – ну, точнее, там их статуя в колеснице. Тогда те места назывались не Галикарнас, а Кария, она была частью Персии. Мавзолей шокировал современников абсолютно новыми подходами к строительству. В те времена было принято украшать здания сценами из классической литературы и героических битв. Но вместо этого строители использовали статуи животных и портреты реальных людей.
– Ничего себе, – заметил Касс. – Наверное, люди падали в обморок прямо на улицах.
– Что с ним стало? – спросил папа.
– Разрушен землетрясением, – ответил я, – до самого основания в начале тринадцатого столетия. Век спустя те места были захвачены крестоносцами, которые посмотрели туда, где раньше стоял мавзолей, и подумали: «Слушайте, а неплохое местечко для замка!» Через какое-то время в ход пошли и руины мавзолея: камни использовали в укреплениях. Их можно увидеть и сейчас, вот только старый замок теперь превращен в музей.
– Музей мавзолея, – сказал Касс. – Мума.
– И как нам найти Чудо света, зацементированное в стенах музея? – простонала Эли. – Только представьте. Части Колосса лежали в куче мусора. Висячие сады затянуло в параллельный мир. Но мы смогли добраться до них обоих, потому что они ни к чему не крепились!
У Касса дрогнуло лицо.
– Ты права.
– Ну, далеко не все камни пошли в ход, – уточнил я. – Есть и такие, что до сих пор лежат на том месте, где когда-то стоял мавзолей.
– Даже не представляю, как мы туда доберемся, – сказал папа. – Экспозиция сегодня закрыта. Я только что проверил.
– Придумаем что-нибудь, – отозвалась Эли.
Папа вздохнул и оглянулся на профессора Бегада:
– Надеюсь, мне не придется сожалеть обо всем этом.
– Брюнхильда как ковчег, – пожаловался Торквин. – Только без потопа. И без животных. Держитесь.
Хрюкнув, он так застучал по приборной доске, что едва не вырвал из нее авиагоризонт.
Медленно и плавно мы приступили к снижению.
Взятый в аренду фургон гнал по бодрумскому шоссе, тянущемуся вдоль средиземноморского побережья. Я сидел сзади вместе с профессором Бегадом, который проснулся, но почти ничего не говорил. Кресло-каталка стояло в багажнике. За стеклом по морю до самых огней острова Кос шла лунная дорожка.
Эти огоньки слились в единое марево, когда Торквин свернул на боковую дорогу и, поддав газу, начал подниматься на холм.
Профессор Бегад прерывисто вздохнул:
– Нападение Масса… Вождение Торквина… даже не знаю, что хуже.
Торквин резко затормозил у обнесенной со всех сторон забором территории, и фургон занесло из стороны в сторону, прежде чем мы наконец остановились.
– Мы на месте, – угрюмо объявил он. – По навигатору.
– Аллилуйя, – сказал Касс.
Торквин, нахмурившись, посмотрел на него.
– Галикарнас, – медленно и четко произнес он.
Я только успел расстегнуть ремень безопасности, когда папа протянул мне телефон:
– Держи, вдруг мы разделимся.
Я взял сотовый, и мы покинули фургон. Сбоку от дороги стояла будка охранников, а так перед нами простирался совершенно пустой участок земли, если не считать большой дыры в центре да нескольких груд камней вокруг нее.