Семь чудес и гробница теней
Шрифт:
Я встал и пошел по двору. Почему я не слышал Песню гептакиклоса? Я чувствовал ее у лабиринта в горе Оникс, в монастыре массаримов на Родосе, в Висячих садах Вавилона… Она должна была звучать и сейчас!
Но все мои необычные ощущения сводились лишь к едва уловимому теплу, которое испускали здешние камни. Может, это был намек на разбитый локулус? Что, если его осколки таятся в цементе и кирпичах в стенах замка?
– Канавар… – начал я.
– Доктор Канавар.
– Точно. Значит, какие-то камни мавзолея использовали в строительстве.
– Сие место считалось раем для воров, – сказал Канавар. – Некоторые смогли уйти с добычей – по большей части это были пришедшие по суше. Кто-то продавал украденные камни и драгоценности на открытом рынке. Но воры посерьезнее, мой мальчик, шли сюда морем. Это были мужи, в сердцах коих бесстрашие в равных долях граничило с глупостью. У них было мало шансов насладиться своим добром.
– Добром? – не понял Касс.
– Пиратским добром, – объяснила Эли. – В смысле награбленным.
Канавар указал на море:
– Морское дно в здешних краях усыпано останками кораблей, которые везли в своих трюмах части мавзолея. Песок и кораллы поглотили тела тех, кто пал жертвой проклятия Артемисии.
– Артемисия, – задумчиво повторила Эли. – Так звали жену правителя Мавсола.
Канавар кивнул:
– Она же была его сестрой.
– А разве это законно? – спросил Касс. – Не говоря уж о том, что это отвратительно.
– Мир был иным в те времена. – Канавар наклонил голову. – Я представляю вам самое важное из последних открытий, связанных с мавзолеем. Сии камни, что лежат передо мной, были подняты с морского дна одним отважным и исключительно умелым дайвером. Если быть совсем точным – мной. Я посвятил сему жизнь – нахождению всех обломков. Чтобы вернуть их. Если они были частью мавзолея, они должны быть возвращены. Туда, где их место. Лишь там они вернутся к жизни. Лишь там их существование обретет смысл.
Я опустился на колени перед камнями. Они были небольшими, примерно четыре-пять дюймов в длину, и представляли собой ровные геометрические фигуры. Какие-то выглядели совсем новенькими, другие – поцарапанными и древними, а поверхность некоторых была прочерчена прямыми линиями.
Мелкие черты лица Канавара засветились от гордости.
– Видите сии выбитые линии? Я смею полагать, что они складываются в особый символ или знак. Точнее, в греческую букву «мю», эквивалент нашей «м», первой в слове «мавзолей».
– Но в то время это место принадлежало персам, – возразил я, смутно припоминая свои изыскания, – а не грекам.
Канавар кивнул:
– Эти земли были частью персидского княжество Карии. Но будучи портовым городом, Кария служила домом множеству национальностей. Мавсол прослыл правителем независимым и открытым. Он нанимал греческих архитекторов и скульпторов. Отсюда и объяснение наличия греческой «мю». Не желаете увидеть, как выглядит собранный знак?
Он быстро составил своими длинными тонкими пальцами прямоугольник.
– Как вы изволите наблюдать, сие есть «М»! – торжественно объявил Канавар.
Я кивнул:
– Только некоторые камни светлее, чем другие.
– Да. Сии я поднял с корабля. Многие годы я провел в изучении их, гадая, что они могут означать. Я складывал и перекладывал их, пока наконец перед моим внутренним взором не забрезжило видение буквы «М», хотя некоторые части и отсутствовали. И тогда я выточил новые взамен утерянных. Чтобы заполнить недостающее. Они выглядели темнее, но иного материала у меня не оказалось.
– Погодите, то есть вы все придумали? – спросил Касс. – Увидели парочку линий и решили, что они составляют букву «М»? А если здесь что-то другое?
Канавар бросил на него недовольный взгляд:
– По-вашему, к примеру, буква «Q» подходит мавзолею больше?
Фыркнув, он развернулся и, тяжело топая, пошел к Торквину и папе.
Мы с Кассом и Эли присели на корточки вокруг камней. Я коснулся каждого из них по очереди.
– Они теплые, – сказал я. – Но только те, что старые.
– А по мне, они все одинаковые, – удивился Касс.
– Вам не кажется, что они какие-то маленькие? – Эли подняла один и покрутила в руке. – Вспомните хотя бы надпись на Доме Вендерса – там буквы огромные. А теперь представьте эту штуку наверху мавзолея. Ее же никто бы не смог разглядеть.
Я прижал ладонь к одному из камней и задержал ее в таком положении. Кожу стало колоть. Эли и Касс внимательно смотрели на меня.
– В этих камнях что-то есть. – Я аккуратно разделил их на две группы: старые – в левую, новые – в правую. – Я что-то чувствую, – сказал я. – Но только от тех камней, что светлее, от старых. Это не Песня, это что-то другое.
– Возьми один и походи вокруг, – предложила Эли. – Может, они как счетчик Гейгера. Запищит, когда ты окажешься рядом с локулусом.
Я подобрал камень и принялся расхаживать по двору, прошел мимо ворот, затем вернулся назад к обрыву.
– Молодой человек, вы ищете уборную? – послышался голос Канавара.
– Нет, все нормально. – Я посмотрел за береговую линию на запад. Представил корабли рыцарей Святого Петра, идущие на всех парусах. Исчезающие за горизонтом… С трюмами, забитыми искусными статуями и ограненными камнями…
«Если они были частью мавзолея, они должны быть возвращены. Туда, где их место. Лишь там они вернутся к жизни. Лишь там их существование обретет смысл».
Я развернулся и подошел к Канавару, который сейчас о чем-то говорил с папой и Торквином.
– Канавар… – начал я.
– Доктор Канавар, – вновь поправил он меня.
– Доктор Канавар. Я бы хотел попросить вас о большом одолжении. Можно ли нам отнести ваши камни на то место, где раньше стоял мавзолей?
– Но мы ведь там уже были! – шепнул Касс. – И ты сказал, что ничего не почувствовал.