Семь чудес и гробница теней
Шрифт:
Скилаки замедлила шаг и вскоре остановилась у еще одной тропы, бегущей к лесу слева от нас. Насколько я мог заметить, в той стороне не было ни намека на замок или хоть какое-то строение.
– Где Артемисия? – не выдержал я.
– Нетерпение, – откликнулась Скилаки, – бессмысленно в Бо’глу.
– Это еще одно название Аида – Бо’глу? – спросил Касс. – Как Тартар?
– Аид и Тартар, вечно Аид и Тартар! – покачала головой Скилаки, и я пригнулся от полетевшего в мою сторону лоскута кожи размером с книжную закладку. – Ох уж эта одержимость
– Пока ни одного не заметила, – пробормотала Эли.
Скилаки окинула профессора Бегада изучающим взглядом, и на ее потрескавшихся губах заиграла жутковатая улыбка.
– Тебя зовут Радамантус, – сказала она. – Тебе ведь известно, что Радамантом звали одного из трех судей душ, вступавших в Аид?
– Разумеется. – Глаза Бегада засияли, и в его голосе прорезалось неожиданное возбуждение. – Могу ли я надеяться на встречу с моим тезкой?
Скилаки рассмеялась:
– Конечно нет! У Радаманта нет власти в Бо’глу! Ни у кого, кроме царицы Артемисии.
– Погодите, – сказал Касс, – я думал, что фактически она не была царицей…
– Здесь она царица! – перебила его Скилаки. – Но позвольте мне все объяснить, пока я буду показывать вам наш дом.
– Вы сказали, что отведете профессора Бегада к Артемисии, – напомнила Эли. – Нас ждут снаружи. У нас нет времени на экскурсию по Бо’глу.
– Время не станет проблемой, – ответила Скилаки.
Я взглянул на свои часы. На циферблате застыло 3.17 утра. Я постучал по нему ногтем:
– У меня часы встали.
Эли и Касс проверили свои: то же самое.
– Остановились не только часы, – сказала Скилаки. – Полагаю, вас мучили сильные боли, профессор. Что скажете сейчас?
– Никакой боли, – ответил профессор Бегад. – И это восхитительно.
Пепельные губы Скилаки растянулись, как крошечный занавес, сложившись в улыбку в ровно четыре коричневато-серых зуба.
– Время, как вы можете судить, сильно переоценивают.
Мы свернули за старой леди на уходящую вправо тропинку, ведущую в лабиринт корявых черных деревьев. Впереди послышался странный шум, похожий на помехи в автомобильном радио.
Пока я, прищурившись, вглядывался в даль, моя нога зацепилась за какую-то ветку, и я начал заваливаться вперед, прямо на дерево. Защищая себя от ушиба, я выставил руку… и оказался лицом к лицу с маленьким оскалившимся черепом.
С криком я отпрыгнул в сторону.
Скилаки медленно повернулась и засмеялась ритмичным «ссс-ссс-ссс».
– О, мой милый мальчик, не нужно бояться, – сказала она. – Они всего лишь отмечают тропу.
– Вы используете черепа в качестве указателей? – спросил я.
– Не пробовали краску? – влез Касс.
– Разве не важно поддерживать единый стиль? – вздохнула Скилаки. – Но если вы настаиваете…
Она щелкнула пальцами, и череп исчез.
Эли сжала мою руку:
– Мне здесь не нравится. Мне здесь совсем-совсем-совсем не нравится!
Мы шли за Скилаки по теперь ничем не обозначенной тропе, а тем временем шум впереди нарастал. Казалось, к моим ушам прижали щетки гигантского пылесоса. Вскоре я был вынужден зажать их ладонями.
– Уважаемая прорицательница, этот звук невыносим! – закричал профессор Бегад.
Скилаки остановилась на поляне, нагнулась и собрала в ладонь комок земли, несколько сосновых иголок, камешков и неизвестно чего еще. Помяв все это в руках, она протянула мне упругий и гладкий овал размером с витаминную пилюлю.
– Суньте это в уши, – сказала она, – и вы станете куда счастливее.
– Это же грязь! – возмутился Касс.
– Дайте сюда! – Эли схватила катышек и затолкала себе в ухо, после чего упала на колени и тоже подобрала комок земли. По примеру Скилаки она разминала ее пальцами, пока песчинки и иголки не слиплись в единую массу. Готовый комок она сунула во второе ухо.
– Ого! Сработало! Похоже на пенопласт.
Мы с Кассом и профессором Бегадом поспешили тоже заткнуть уши.
– Наши природные материалы универсальны, – пояснила Скилаки.
В это было трудно поверить. Шум как от помех практически сошел на нет, но голос Скилаки продолжал звучать громко и ясно. И все наши голоса тоже. Даже наши шаги.
Скилаки указала на поляну.
– Сюда, – сказала она.
Мы осторожно двинулись вперед, и туман начал редеть. Я уже мог различить нечто похожее на полноводную реку, справа налево прорезавшую серую мглу. Кто знает, сколько было до противоположного берега – футбольное поле, а может, и вся миля, – с местным причудливым ландшафтом нельзя было сказать наверняка.
До тихого русла оставалась всего пара футов. Вода в нем казалась невесомой, словно бесконечный поток повисших прямо в воздухе серебристых лент, полупрозрачных и мерцающих на свету. Крутые берега орошали брызги. Я чувствовал их на своих руках – крошечные тычки невесомых капель.
Я вынул затычку, но лишь на какую-то наносекунду. Грохот помех оказался невыносимым.
– Вот откуда шел этот звук! – понял я. – От воды в реке!
– Не думаю, что это вода, – возразила Эли, при этом ее голос звучал громко и ясно.
Я подошел ближе и опустился на одно колено у самой реки. На дне русла кипела жизнь. Но это были не рыбы или водоросли. В песке и тине мелькали образы – люди, панорамы, деревья и горы, все черно-белые и удивительно детализированные. Некоторые были безобидны и скучны, но на какие-то было невозможно спокойно смотреть – разоренный дом, кричащее лицо, покореженная решетка радиатора грузовика.
Эли приглушенно вскрикнула. А может, это был я. Я отвернулся, не в силах все это видеть.
– Здесь начинается ваш путь без меня. Мы вновь встретимся на другом берегу, но, возможно, не сразу, – объявила Скилаки. – Мне бы хотелось сказать, что я была рада вашей компании, но я едва помню каково это – испытывать радость.