Семь чудес и гробница теней
Шрифт:
«Этим тебя не напугать».
Я коснулся линейки и ничего не почувствовал. Моя рука просто прошла насквозь, а пожилую женщину будто утянуло назад, и она исчезла.
– Совершенно безопасно, – объявил я. – А теперь давайте уже перейдем на другую сторону. Вплавь, вброд – не важно.
– Ладно, – сказала Эли, сделав шаг вперед. – Ладно…
Я последовал ее примеру – и в тут же секунду услышал телефонный звонок. Река исчезла за затопившим глаза белым туманом, из которого возник новый образ, столь большой и подробный, что он затмил собой
Наш старый стационарный телефон. Он всегда стоял на столике в кухне. От его звона все мое тело с головы до ног будто пронзает молния.
Я ем макароны с сыром и едва не падаю со своего стульчика. Я надеюсь, что звонит мама.
Но папа успевает к телефону первым. Он тоже весь в нетерпении. Я очень зол, зол, зол – ведь мне так хочется ответить! Но я делаю шаг назад и слушаю. Когда он произносит в трубку «Алло?», меня опять охватывает восторг. Ноги не могут стоять спокойно. И я начинаю пританцовывать, как вычесывающая блох обезьяна.
И с этого момента начинаются самые четкие воспоминания. Мой танец. То, как меняется лицо папы. Ужас и боль. Слова.
Как он говорит мне о том, что только что произошло где-то на краю мира.
«Что такое «расселина»?» – кричу я.
ЧТО ТАКОЕ «РАССЕЛИНА»?
Пусть все это исчезнет!
Все мое тело, каждая клеточка мозга пыталась подавить эти образы, отогнать их, стереть.
– Крепись… – профессор Бегад не отпускал мою руку.
«Вы все должны довериться Ностальгикосу, иначе процесс не будет завершен».
Я знал, что должен был сделать. Но это воспоминание убивало меня.
НЕТ!
Мне нужно было передохнуть. Хотя бы мгновение.
У меня получится. Я попробую еще раз, и тогда все пройдет как надо. Но не сейчас. Мне необходимо было собраться.
Не знаю как, но мне удалось отвернуться, каким-то чудом я смог заставить себя перестать видеть телефон, кухню, глаза папы.
К своему удивлению, я обнаружил, что профессор успел найти свои очки, но сейчас они соскользнули на самый кончик его носа. Лицо старика скривилось в болезненной гримасе. Рядом с ним тяжело дышала Эли, она говорила сама с собой, ее глаза были выпучены и пусты. Касс ушел далеко вперед. Я не мог понять, плачет он или смеется. Удерживать внимание не получалось. Моя собственная боль раздирала меня на кусочки, будто табун диких лошадей.
Впереди вскрикнул Касс, и это вырвало меня из моего кошмара.
– Касс… Касс, сынок, ты должен отпустить! – Бегад выпустил мою руку и попытался добраться до Касса.
Касса дергало из стороны в сторону, грудь выпятилась в крике, а руки поднялись над поверхностью реки:
– Пусти меня! Пусти, пусти, пусти!
– Это просто образ! – закричала Эли. – Дай ему уйти! Не борись с ним, Касс!
– Не могу! – ответил он. – Брось! Пошел прочь!
Он оскалился, а его глаза едва не лезли из орбит. К нему по дну, формируясь из тины, поползло что-то большое и красное.
Я схватил Касса за одну руку, Эли – за другую, но его взгляд был устремлен
– Нет… – прошептал он. – Только не ты…
– Джек, смотри! – вскрикнула Эли.
Из потока вырвалась пара желтых глаз, за ней последовала морда с острыми и длинными как кинжалы зубами. Пара перьевых крыльев, казалось, насыщалась глубиной, втягивая в себя затхлый воздух.
Волна несвежего дыхания едва не сшибла меня с ног.
Грифон вернулся.
Глава 28
Утерянные
Мои ушные затычки ни на один децибел не приглушили вопля Касса. Я чувствовал запах грифона, слышал его жуткий крик, ощущал кожей жар его тела. Он прыгнул вперед, и его загнутые когти пронеслись прямо у нас над головами. С обеих сторон из челюсти брызнула ядовитая слюна.
Эли что-то кричала, а Касс замахал руками, пытаясь отплыть назад. Я же понял одно: нам конец.
«Если же вы будете с ними бороться, плохие воспоминания поразят вас как чума. Я столько раз наблюдала это…» – прозвучали в моей голове слова Скилаки.
Эта река убьет нас, если мы ей позволим. Я сделал глубокий вдох, наполняя легкие горячим воздухом с запахом протухшего мяса, и посмотрел прямо в глаз грифона, хотя каждый мускул моего тела дрожал, призывая меня броситься прочь.
Вместо этого я открыл рот и заорал первое, что пришло мне на ум:
– Я НЕ БОЮСЬ ДУМАТЬ О ТЕБЕ!
Следующей мыслью стало, что я идиот. Когти были уже в каких-то дюймах от моих глаз.
Я нырнул, уходя от удара, и почувствовал, как острые концы входят в мое плечо. Боль пронзила меня до самых пяток. Меня потащило вверх.
– Не… сработало… – сказал я сквозь плотно сжатые челюсти.
Касс схватил меня за руку:
– Отпусти его, грифон!
– Эта птица пришла из твоих воспоминаний, Касс! – закричала Эли. – Не из Джека! Посмотри на него! Скажи что-нибудь!
Касс дрожал:
– Я… Я… Я не забуду тебя, и…
– Ну же, мальчик! – прохрипел профессор Бегад.
– Я не боюсь думать о тебе! – прокричал Касс.
Грифон замер. Хватка его когтей ослабла, и я погрузился назад в реку. Дрожь так и не отпускала Касса. Грифон повис над нами, он дергался, будто бился о вдруг возникшую между нами плексигласовую стену. Его яростный взгляд буравил Касса, чудовище рычало и плевалось, но постепенно теряло цвет и растворялось.
Профессор Бегад смотрел на птицельва и тоже дрожал.
– Пожалуйста, нет… Пожалуйста… Пожалуйста, нет… – забормотал он.
Это словно придало грифону сил, и он, развернувшись в воздухе, бросился на профессора Бегада. Старик закричал, когда чудовище вонзило когти в его твидовый пиджак и выдернуло его из потока. Губы профессора дрожали, глаза были широко открыты и налились кровью.
– Он тоже боится его больше всего! – сообразила Эли. – Именно его первым атаковал грифон! Он чуть его не убил! Ему не хватит сил повторить то, что сделал Касс!