Семь чудес
Шрифт:
* * *
На следующий день Менений разрешил нам уехать. Он даже организовал нашу транспортировку через перешеек. Два солдата повезли нас в фургоне и, казалось, были рады такой экскурсии.
В Кенхреях мы нашли корабль, который отвез нас в Пирей, и продолжили наше путешествие.
Когда Коринфский перешеек отступил вдаль, я задался вопросом, действительно ли магия Исмены была причиной кровопролития и хаоса последних нескольких дней, когда никто не знал всей правды, кроме самой ведьмы. Если это так, то сколько раз в своей жизни я уже был невежественным агентом невидимых сил, и когда я в следующий раз попаду под чары такого колдовства?
Я вздрогнул от этой мысли и понадеялся, что больше никогда не встречусь с Исменой.
VI. Монументальная Галлия (Колосс Родосский)
— Помяни мои слова, Гордиан, этому юноше суждено стать одним из блестящих умов нашего времени, маяком мудрости и учености.
Это был настоящий комплимент от Антипатра. Он говорил о нашем хозяине на Родосе, человеке по имени Посидоний. Учитывая седину на его висках, я бы не назвал Посидония — юношей, но тогда мне было всего восемнадцать. А моему старому наставнику, я полагаю, Посидоний казался совсем юным. Он, несомненно, был энергичен, постоянно вскакивал со стула, чтобы взять свиток и свериться с каким-либо пунктом, или ходил взад и вперед по саду и жестикулировал, рассказывая что-нибудь о своем путешествии по Галлии, откуда он только недавно вернулся.
Посидоний был не просто ученым; он был бесстрашным исследователем, чьи поиски знаний привели его во многие страны. Его путешествия начались несколько лет назад с остановки в Риме; именно тогда он впервые встретил Антипатра и произвел на поэта такое впечатление, что они обменялись множеством писем, пока Посидоний путешествовал по Африке и Испании, а затем по Галлии, где провел несколько лет, проживая среди туземцев и наблюдая за их странными обычаями. Посидоний, наконец, вернулся на Родос как раз вовремя, чтобы мы с Антипатром смогли воспользоваться его гостеприимством.
– - Вот пример того, о чем я говорил, -- сказал Посидоний, возвращаясь в сад. У него был длинный нож, и он держал его на ладонях так, чтобы мы могли видеть серебряную рукоять, украшенную замысловатыми завитками и мордами странных животных. — Это церемониальный нож, который использовали галльские друиды в кровавом ритуале для предсказания будущего. Я своими глазами видел такое жертвоприношение. Жертвой был захваченный в плен воин из другого племени. Беднягу заставили стоять со связанными за спиной руками, в то время как двое здоровенных мужчин крепко держали его, затем главный друид ударил его этим самым ножом чуть выше диафрагмы. Когда жертва забилась в конвульсиях, они отпустили его и внимательно смотрели, в каком направлении он упадет, сколько раз дрыгнет ногами и какой рисунок оставит на земле его разбрызганная кровь — и на основании этих наблюдений друиды сделали вывод, что малолетний сын их вождя избавится от лихорадки в течение трех дней.
— А ребенок выздоровел? — спросил Антипатр.
— Да, он выздоровел. Конечно, большинство таких лихорадок, если они не убивают больного, проходят в течение трех дней, но вождь, тем не менее, был очень обрадован предсказанием и щедро наградил друидов, когда оно сбылось.
— Предсказывать будущее по пятнам крови, кажется довольно надуманным методом, — осмелился сказать я.
Посидоний поднял бровь: — Если римский авгур считает, что распознает волю богов, наблюдая, как цыпленок клюет разбросанные зерна, то почему друид не может сделать это, изучая рисунок крови? — По его непроницаемому выражению лица я не мог понять, говорит он серьезно или с сарказмом.
С тех пор, как я покинул Рим и отправился в вояж с Антипатром, путешествуя среди греков в грекоязычной части римской империи, я узнал, что молодые римлянине часто подвергались тонким насмешкам, розыгрышам и даже, при случае, откровенным проявлениям враждебности. Город Родос и одноименный остров пока еще не были частью римской империи, а сохраняли независимость, даже когда соседние острова и большая часть материковой части Азии находились под властью Рима, так что на Родосе я не сталкивался с такими сильными антиримскими настроениями, как в других местах. Тем не менее, я не был уверен в манере тона, с которым Посидоний часто обращался ко мне, отпуская шутки, которые я из-за своей глупости, как он считал, я вряд ли мог понять. Возможно, он просто разговаривал со мной так, как со своими студентами, посещавшими его академию.
Прошло десять дней с тех пор, как мы с Антипатром прибыли на Родос. Корабль, перевозивший нас, вошел в гавань в сумерках и был одним из последних кораблей, сделавших это, потому что приближалась зима, а с ней непредсказуемые штормы и штормы, положившие конец парусному сезону.
Когда мы проплывали мимо длинного мола, выступающего из воды, я с нетерпением вглядывался, чтобы увидеть то, что интересовало каждого новичка на Родосе: останки упавшего бронзового колосса, считавшегося одним из Семи чудес света, несмотря на его разрушенное состояние. В неясном свете я мельком увидел огромные и гротескно разрозненные останки, которые были разбросаны по молу — две ступни, все еще прочно соединенные с высоким пьедесталом, предплечье, наполовину погруженное в плещущиеся волны, и это приводило в замешательство, потому что один огромный глаз, казалось, смотрел прямо на меня, а гигантская голова лежала на боку. Там, где должен был быть второй глаз, в бронзе зияла дыра. Возможно, он был поврежден, когда гигантская статуя рухнула на землю в результате землетрясения 135 лет назад.
К тому времени, когда корабль пришвартовался и портовые чиновники поднялись на борт, чтобы проверить наши проездные документы, было уже слишком поздно, чтобы нормально рассмотреть Колосс поближе. Вместо этого мы с Антипатром направились прямо к дому Посидония, находившемуся в районе городского акрополя, на значительном расстоянии от гавани.
План Антипатра состоял в том, чтобы мы провели зиму на Родосе. Большой, роскошно обставленный дом Посидония, безусловно, казался самым удобным местом для этого. Утомленный путешествием, Антипатр, казалось, довольствовался тем, что каждый день не выходил дальше сада, где он любил сидеть и греться всякий раз, когда сквозь тучи пробивался слабый солнечный свет, или беседовать с нашим хозяином, который присоединялся к нам всякий раз, когда у него наступал перерыв в его графике обучения. Когда Посидоний отсутствовал, Антипатр просматривал большую коллекцию свитков и дорожных реликвий нашего хозяина. По вечерам мы обедали с Посидонием в очаровательной комнате, выходившей в сад, к которой обычно присоединялись один или два его наиболее подающих надежды ученика или какой-нибудь известный в городе человек. Родос был известен не только учеными, но и спортсменами, купцами и художниками.
При обычных обстоятельствах Антипатра, несомненно, попросили бы выступить перед студентами академии, но Посидоний понял, что поэт путешествовал инкогнито. Посидоний рассказал нам, что во время своих путешествий он сам время от времени выдавал себя за другого и безоговорочно принял предупреждения Антипатра о необходимости проявлять осторожность. Антипатра всегда представляли не как знаменитого поэта, а как скромного учителя Зотика из Зевгмы, наставника и попутчика молодого Гордиана Римского.
Антипатр благополучно вжился в эту домашнюю рутину, но мне становилось не по себе. С самого первого дня мне не терпелось вернуться в гавань и поближе рассмотреть останки Колосса, но Антипатр, который бывал на Родосе раньше и уже видел обломки этой статуи, сказал, что спешить некуда, поскольку мы пробудем на острове несколько месяцев. Всякий раз, когда я упоминал о своем интересе к Колоссу Посидонию, тот с пустым выражением лица советовал мне потерпеть. Считал ли он меня просто еще одним пустоголовым римским зевакой, решившим вычеркнуть очередной пункт из списка обязательных к посещению?