Семь чудес
Шрифт:
— Зачем ждать? Мы можем переспать вместе сегодня вечером.
Смысл происходящего, наконец, стал мне понятен. Я посмотрел на фигуру передо мной - более чем на голову выше меня и почти в два раза шире. Я немного нервно засмеялся.
— Это из-за моих усов? — спросил он и покачал головой. — За что вы, греки, ненавидите их! Я не могу понять. В Галлии красивые усы являются признаком мужества. Это большая честь, когда тебе позволяют прикоснуться к усам другого мужчины. Вот, Гордиан, посмотри сам. Он взял мою руку и поднес ее к своему лицу.
На мгновение мои пальцы коснулись шелковистых волос над его губой, затем я отдернул руку. Я что-то пробормотал и направился в свою комнату. Он совсем не уступал мне дорогу, и мне пришлось протискиваться мимо него. Он фыркнул, довольно противно.
Я поспешил по коридору и завернул за угол, где столкнулся с нашим хозяином, смутно освещенным сзади светом из его библиотеки.
— Боюсь, ты обидел его, Гордиан, — прошептал Посидоний.
— Обидел его? Я не понимаю, как. Если что-то…
— Галлы не похожи на греков, Гордиан, и уж точно не на римлян. У них свои обычаи на этот счет. Он оказал тебе честь, пригласив присоединиться к нему.
— Да, возможно, но…
— И ты сильно обидел его, когда отказался. Не думаю, что он привык к такому.
— Возможно, в Галлии и …
— Пройдем в библиотеку, где мы сможем нормально поговорить.
Я пошел за ним. Там он предложил мне чашу вина, и я не отказался.
— Любопытная вещь, — сказал он, делая глоток. — По моему мнению, галльские женщины, самые миловидные из всех варварских женщин, однако галльские мужчины едва ли замечают их. Они все без ума друг от друга. У них даже есть форма брака между мужчинами, но это не мешает им вести беспорядочные половые связи. Среди греков тоже существует давняя и почитаемая традиция интимных отношений между товарищами по оружию или между пожилым человеком и младшим, которого он выбирает наставником. А вот среди галлов – ну, там всякое бывает! Часто ночью они спят группами, теснясь на меховых шкурах до утра, чем больше, тем веселее. Самые красивые молодые люди расхаживают, хвастаясь усами и нагло предлагая себя любому, кто может ими заинтересоваться. У них вообще нет чувства приличия.
Я нахмурился, чувствуя себя смутно оскорбленным.
— И, если кто-то отвергнет его, молодой галл воспримет такой отказ как ужасное оскорбление своего достоинства. Виндовикс — очень гордый молодой человек. Как я уже сказал, я не думаю, что он привык к отказам.
Я хмыкнул: — Откуда вы знаете все это о галлах?
Посидоний поднял бровь: — Путешественник должен быть открыт для новых впечатлений, Гордиан, иначе какой прок в путешествии? Но я не очень удивился, обнаружив такие обычаи у галлов. Еще Аристотель прокомментировал отношения между галльскими мужчинами. Откуда он знал, я даже не догадываюсь, ведь Аристотель жил задолго до вторжения Симбаула…
— Вы хотите сказать, что я должен извиниться перед Виндовиксом?
Он улыбнулся: — Вы вдвоем собираетесь провести зиму под моей крышей. Постарайся помнить, что Виндовикс очень далеко от дома, и он ненамного старше тебя.
Я покачал головой: — Должен признаться, я мало что знаю о мире за пределами Рима. Это путешествие с Антипатром, безусловно, открывает мне глаза. Что касается… прикосновения к усам Виндовикса… мой отец учил меня, что, хотя греки могут придерживаться другой точки зрения, среди римлян плотские отношения между мужчинами приемлемы только между хозяином и его рабами, и то только если хозяин верховодит, только никто никогда не говорит об этом... Мой отец осуждает такие отношения.
— Почему?
— Он говорит, что неприлично подвергать любого раба, мужчину или женщину, нежелательным ухаживаниям.
— А если эти желания взаимны?
— Я спросил его об этом. Он ответил, что между господином и рабом неизбежно существует элемент принуждения.
— Я думаю, что твой отец немного философ, Гордиан.
— Я тоже так считаю.
— Очевидно, ты размышлял над этими вопросами человеческого поведения. Я уверен, что между тобой и Виндовиксом, так или иначе, все наладится. Скажи мне, был ли твой отказ от его ухаживаний основан на твоей реакции на его первичную или вторичную субстанцию?
Я понял, что это уже началась философская болтовня, но понятия не имел, что он имел в виду.
Посидоний поджал губы: — Позвольте мне спросить так: ты находищь именно этого мужчину непривлекательным или у тебя вообще нет влечения к мужчинам?
Я подумал, что сказать: — Он ужасно огромный.
— Огромный? Ага, понятно. Ты находишь эту перспективу пугающей?
— Ну, да.
— Я не думаю, что тебе нужно беспокоиться об этом. Думаю, Виндовикс предпочитает, чтобы его партнеры «верховодили», как ты это называешь.
— Вы уверены, что? — Я представил Виндовикса, нависшего надо мной в коридоре.
Посидоний одарил меня понимающим взглядом: — Разве ты отправился в это путешествие с Антипатром не для того, чтобы получить новые впечатления? Впереди у нас долгая и хмурая зима. Небольшое общение может сделать времяпровождение более приятным.
Мое внимание привлекла вспышка света от маленького столика неподалеку. Это был нож Гатамандикса, лезвие которого отразило свет лампы, висевшей над ним. Рядом лежал пергамент с рисунками.
Посидоний проследил за моим взглядом. — Как Гатамандикс любит этот свой нож! Видишь ли, это знак его авторитета. У галлов друиды не просто провидцы, но и хранители нравственного поведения; они судят обвиняемых в преступлениях и назначают наказания, в том числе казни. Нож друида — его главный инструмент принуждения. Гатамандикс проклинал себя за то, что оставил свой нож, когда отправился в Линдос; вот почему он так рассердился, увидев его в моих руках, когда вернулся. Тем не менее, я уговорил его одолжить мне его на несколько дней, чтобы я мог хорошенько изучить рисунки на рукояти. Символика галлов удивительно сложна и весьма увлекательна, правда…
Я попытался подавить зевоту.
— Ладно, иди спать, — сказал Посидоний.
— Нет, пожалуйста, продолжайте…
— Иди, иди, я сказал!
Прежде чем осознал это, я снова оказался в темном коридоре, и Посидоний закрыл за мной дверь библиотеки. Я направился в свою комнату.
* * *
На следующее утро корабль из Линдоса не прибыл. Очевидно, у побережья разразился шторм — именно такая погода не позволяла кораблям выходить в море в это время года, даже для совершения таких коротких рейсов, как этот, из Линдоса на Родос.