Семь цветов страсти
Шрифт:
— Ал, милый, — позвала я в отчаянии, торопясь заглушить еще звенящий в ушах голос Майкла. Он сразу открыл глаза.
Мгновение растерянности и теплая радость. Ал сгребает меня в охапку и прижимает к груди.
— Ты почему бродишь голая ночью, а? Совершенно обнаженная и одинокая — это никак нельзя допустить!
— Постой, Алан. Скажи честно… Фу, глупость какая… Скажи… — я высвободилась из объятий и убрала с его лба жесткие вихры, — ты любишь меня?
Он фыркнул и постучал по моему лбу указательным пальцем:
— Подумай хорошенько, детка, ты можешь назвать хоть одного большого художника, который в моем возрасте и столь блистательном финансовом положении стал
Часть четвертая
Прогулки над лунным садом
Записки Доверчивой Дряни
Счастливое безумие
Мы завтракали на кухне совсем по-семейному. В открытое окно залетали всхлипы шарманки. Перепуганная оса упорно атаковала ситцевую штору, на балконе верхнего этажа ворковали голуби. Наверно, все так и было в бабушкином доме полвека назад — изразцы с клубничными веточками на стене, клетчатые занавески, запах яичницы и кофе, покой определенности.
Я побранила Ала за пятно томатного соуса на свежей скатерти и сказала ему «да».
Он уехал в Голливуд, чтобы приступить к раскрутке нового фильма. Я должна была вылететь туда по первому зову, дабы сочетаться браком и подписать контракт на главную роль. А весной мы решили устроить грандиозную европейскую свадьбу в отреставрированном имении.
Свадебное платье я должна была привезти, естественно, из Парижа и кое-какие дамские штучки тоже. Приятно прогуляться по лучшим домам моды этого затейливого городка, выбирая все, что приглянется. С уверенностью в кредитоспособности своей невесомой банковской карточки и намерениями блистать в самом звездном голливудском кругу. Коктейли, рауты, экзотические пляжные презентации, приемы на яхтах, деловые встречи, путешествия на горные курорты — все это требовало соответствующего оформления для супруги мистера Герта. Я тщательно готовилась к исполнения увлекательной роли, и вступить в новую полосу своей жизни решила с раздачи долгов. Еще в Москве мне стало стыдно за редкие визиты к могилам близких и я дала себе слово наверстать упущенное.
Парижское кладбище нисколько не похоже на московское. Тут существуют экскурсоводы, консультанты, сторожа и мало кому приходит в голову унести с надгробия венок или устроить в кустах дружескую пирушку. А у массивных ворот с золоченым скорбящим Ангелом в мраморной нише маленькие магазинчики торгуют цветами и различными принадлежностями кладбищенских ритуалов — свечами в фонариках, лентами, крестами и образками на любой вкус. Была здесь, правда, и юродивая старуха, собиравшая милостыню в жестяную кружку с ликом Христа, и толстый подросток со скрипкой под розовой мягкой щекой. Глаза опущены долу, сальные пряди темных волос падают на лоб, нижняя губа старательно прикушена крупными зубами. Кажется, это был «Реквием» Верди, и я положила монеты в чашу для пожертвований у его косолапых ног.
Наше семейное захоронение всегда в порядке в соответствии с вносимой два раза в год платой. Дед, мама и бабушка. Маргарет похоронена в Швейцарии вместе с мужем, там же покоится урна с прахом моего отца.
Я ставлю печальный букет терракотовых остролистных хризантем над «Вечным покоем», вытесненным на вазоне золочеными буквами, а потом докладываю мысленно о благотворных переменах в своей жизни. О том, что угомонилась, собираюсь стать замужней дамой и, наверно, завести бэби. Еще объясняю про Клавдию и ее нежданный подарок. А также о том, что они — ушедшие, уже, конечно поняли сами, собравшись вместе и разрешив миром никчемные земные распри. Хотелось бы в это верить, как и еще во многое, заведомо невероятное, типа бессмертия души или торжества справедливости…
…Все уже было готово к отъезду: в огромной коробке ждало своего часа феерическое подвенечное платье от Нино Риччи, два объемных новеньких чемодана забиты шикарными, старательно подобранными шмотками и подарками жениху.
— Встречаю тебя шестого! Шестого сентября — не перепутай, детка… Это воскресенье. Я устрою тебе царский прием. — Чересчур громко кричал в телефон Ал, словно напуганный разделявшим нас расстоянием. — Лос-Анджелес — большая деревня и уже полсотни друзей мечтают увидеть мою Дикарку. Умоляю, будь осторожней, не успокоюсь, пока не заполучу тебя прямо в руки…Значит, шестого.
Четвертого сентября на Восточном вокзале австрийской столицы я ждала поезд «Москва-Рим», к которому, как сообщили в справочной, цеплялся венский вагон. Я ни о чем не думала, просто стояла у бетонного столба, поддерживающего перекрытия над перроном и слушала объявления о прибытии поездов. Московский запаздывал.
Когда к перрону начал медленно подкатывать электропоезд, волоча короткий состав, у меня задрожали колени. В одну секунду я ощутила тупое смятение русской Карениной, осознавшей вдруг, вот перед такими рельсами с надвигающейся металлической громадой, что понять уже ничего не придется, как не придется отыскать виновных и принять правильное решение. Надо просто действовать так, как предопределил себе заранее. Поэтому я не сбежала, а лишь прижалась спиной к прохладному бетону, уставившись на выходящих из поезда пассажиров. Выходили транзитные — покурить и оглядеться. Людей, приехавших в Вену, почти не было. Восточного вида парни протащили тележки с грандиозным багажом, дама, пылко встреченная другой, очень похожей на нее дамой, вынесла в большой клетке лохматого кота.
Тут я увидела господина Артемьева, шагающего прямо ко мне с сумкой на плече и клетчатым чемоданчиком в руке. Не отрывая загадочного, как у Моны Лизы взгляда от моего лица, он прошел мимо.
— Майкл!
Спина Майкла дрогнула, он обернулся с рассеянностью лунатика, окликнутого на балконных перилах в глухую полночь, и застыл, не произнеся ни звука.
— Привет. Я в Вене случайно, решила заодно помочь родственнику. Без немецкого тебе в канцеляриях придется туго… — Бодро выпалила я заготовленный текст, ничего не соображая, только чувствуя, как бешено колотится сердце.
— Дикси, ты?! — Он уронил чемодан, осторожно поставил на него сумку и попятился.
— Неужели так изменилась? У меня появилась сыпь или выпали волосы? — я закрыла рот ладонью, подавляя приступ истерического смеха.
— Ты… ты удивила меня, — он все еще не решался приблизиться.
— Чем? Для европейца это нормально. Все равно, что съездить из Москвы к вам на дачу. Только немного комфортабельней. — тараторила я, заговаривая себе зубы.
Майкл недоверчиво приглядывался ко мне и вдруг схватил за руку:
— Пошли, пошли скорее куда-нибудь! Я что-то плохо соображаю.
— Только не в твою гостиницу. Поедем лучше в «Сонату». Я облюбовала этот отельчик несколько лет назад. Уютно, почти в центре, все необходимые канцелярии рядом… — Не умолкала я, мчась за Майклом сквозь вокзальную толчею.
В такси я продолжала трещать без остановки, рассказывая о своих планах, включая съемки и замужество, а Майкл тупо смотрел в окно — усталый замученный человек. Не лучше выглядел он и в гостиничном номере, куда я сопроводила его вместе со служащим, несущим его чемодан. Сумку Майкл не выпускал из рук, временами прижимая к груди.