Семь диадем Власти
Шрифт:
Стрелки часов добрались до двенадцати, и раздалось оглушительное "БОМ!", заставившее притихнуть даже самых громких весельчаков. В этот момент тяжелые кованые двери зала с грохотом распахнулись, и на пороге предстало существо, облаченное в свисающий до пола чёрный плащ с накинутым на голову капюшоном, полностью скрывающим лицо. Взгляды всех, до единого, гостей устремились в сторону незнакомца, который, безмолвствуя и не обращая ровным счетом никакого внимания на окружающих, неслышным шагом направился прямо к королям, роняя дождевые струйки на великолепные королевские ковры. Люди с ужасом ощутили неприятный колючий холодок, источаемый пугающим созданием в плаще. Душистые цветы увядали от одного его приближения к ним, а каждый шаг незнакомца гулким эхом отдавался в трепетных
Держать речь отважился самый старший из братьев. Устремив пытливый взор на загадочного гостя, он молвил: "Да озарится путь твой светом Истины, чужестранец, и да пребудут помыслы твои в чистоте и невинности, как мечты ребенка! Стань нашим добрым гостем в сей сладостный час и с открытым сердцем поведай о том нелегком путешествии, которое преодолел ты, дабы попасть на пир в честь Отца и Хранителя нашего".
Король интригующе умолк, предоставив возможность высказаться собеседнику, но вместо ответа существо засунуло длинную тощую руку во внутренние складки плаща и достало оттуда некий деревянный предмет. Подхватив его свободной рукой, странник неспешно приблизился к королям, распространяя вокруг себя жгучий холод, и старшего монарха внезапно пронзил леденящий душу ужас. И не только его одного: на окаменевших лицах братьев отражалась такая же чудовищная помесь страха и отчаяния, как и у многих присутствующих в зале.
Тем временем незнакомец бережно опустил ларец (а это был именно он) на гладкую поверхность стола. В тот же миг король побледнел, невольно обратив внимание на необычайно белые кисти рук странника, да и сами руки были настолько тонкими и хрупкими, что сильно смахивали на кости мертвеца. Отчего-то заглядывать под капюшон, дабы рассмотреть лицо странника, уже не хотелось. Короля пробила мелкая дрожь, но он нашел в себе мужество совладать с чувствами, чего нельзя было сказать о его братьях, которые тряслись будто осиновые листья, с белыми, как снег, лицами и глазами навыкате. Наконец костлявые пальцы скрылись под плащом, и незнакомец отступил на несколько шагов назад, продолжая хранить молчание.
Немного поколебавшись, король всё же приказал слуге заняться ларцом. Крышка поддалась тяжело, нехотя, со скрипом открывая любопытствующему взору зловещие недра шкатулки, на дне которой, как оказалось, покоился обыкновенный клочок бумаги. Нахмурившись, король извлек его наружу и вслух прочел строчки послания, написанные кроваво-красными чернилами:
Сей дар изволите принять,
Ведь не вернуть уж время вспять.
Промозглым ветром в тьме ночной
Он вновь нарушит ваш покой.
Семь королей, семь судеб в год
Подвластны мне - одна не в счет.
Открой же ларчик, младший брат,
А
За ним старшой и так далече,
Пока после дний не захлопнет щель навечно!
В зале воцарилась абсолютная тишина. Люди как будто оцепенели, ожидая, что скажут правители, но затянувшееся молчание оказалось для них лучшим ответом. Король продолжал растерянно взирать на клочок бумаги, и если бы не присутствие таинственного незнакомца, он бы, наверное, подумал, что все это какая-то нелепая шутка, не иначе. Однако недвусмысленное указание, данное в стихотворных строчках, скорее, говорило об обратном, и чтобы это проверить, им нужно было решиться.
Дрожащим пальцем указав на ларец, король перевел взгляд на самого младшего брата. Тот, сглотнув, на ватных ногах поднялся с места и под прицелом сотни глаз трясущимися руками приоткрыл скрипучую крышку ларца, а затем запустил внутрь потную ладонь. В следующую секунду он держал в руках золотое блюдо с огромной гроздью сочного винограда, и, ничего не понимая, озирался на братьев, не зная радоваться ему или огорчаться. Но через мгновение растерянная улыбка сменилась выражением ужаса: роскошное золотое блюдо потускнело, превратившись в невзрачную ржавую тарелку, а сладкие ягоды покрылись толстым слоем паутины, из которой во все стороны полезли грязные черви. От страха король уронил тарелку, и она загремела об начищенный до блеска пол, а сморщившиеся кислые ягоды покатились по разным углам. Король в изнеможении опустился на трон, закрыв лицо руками. Его губы дрожали. Он был подавлен и угнетен.
Следующим ларец открыл второй брат. Он сделал это смелее, чем первый, но все же с некоторой опаской в движениях. Ему предназначалось небольшое красивое зеркальце, сделанное из чистейшего горного хрусталя. Однако отражение собственного прекрасного лика отнюдь не обрадовало его. На секунду королю почудилось, что вместо его лица в зеркале промелькнула отвратительная злобная усмешка внушающего страх рогатого существа, после чего стекло неожиданно треснуло, и осколки ливнем хлынули вниз.
Третьего короля ларец одарил чарующей фарфоровой копилкой в виде жабы, гордо восседающей на куче злата. Трясущимися отнюдь не от страха руками король решительно поднял ее высоко над головой, любуясь величием бесценной вещицы, а затем, судорожно облизнув пересохшие губы, размахнулся и изо всех сил шмякнул копилку оземь. Жаба разлетелась на тысячу кусочков, но заместо ожидаемого золота внутри оказалась пестрая кучка летающих и ползающих насекомых. Печально взирал король на мелких копошащихся тварей, а затем виновато оглянулся на братьев и публику и тихонько опустился на трон, стыдливо понурив седую голову.
Ларец распахнулся в очередной раз, и четвертому королю достался изящный обручальный перстень с изумрудом. Но одного-единственного пристального взгляда на него оказалось достаточно, чтобы извилистая тонкая трещина, подобно молнии, пронзила камень насквозь и ослепительной вспышкой ударила прямо в глаза короля. Тот схватился рукою за сердце, слегка пошатнулся и в конце концов бесчувственно рухнул на трон, погрузившись в беспамятство.
Пятый брат извлек на свет божий столь дивную благоухающую розу, что прямо ни в сказке сказать, ни пером описать. К несчастью, лишь недолго довелось ей радовать королевский глаз своим ароматом и грациозным совершенством. Восхитительные алые лепестки поникли и посыпались один за другим, будто падающие капельки крови. Распустившийся бутон сморщился, а от прекрасного запаха не осталось и следа. Один миг - и красавец-цветок превратился в жалкое засохшее растение, рассыпавшееся в прах.