Семь дней Создателя
Шрифт:
— Я подумаю.
— Я бы очень удивился, услышав: "я согласен".
— Ну, хорошо. Ответь только, что будет с душой двойника на время моего временного вселения в его телесную оболочку?
— То же, что с твоей нынешней оболочкой — впадёт в спячку.
— Не лишится рассудка после пробуждения?
— Будем надеяться.
— Ага, не всё предусмотрено.
— Риск — как в любом эксперименте.
— Нет, Билли, что-то не по душе мне эта затея. Жил-был человек — бах! — провал в памяти, просыпается другим.
— Ну, хорошо, пусть школы сторожат, коров пасут, в тюрьмах маются Лёшки Гладышевы — твои двойники в параллельных мирах.
— Что и такое возможно?
— Однажды родившись, как волна от брошенного в воду камня, дальше они живут вполне самостоятельной жизнью. И что встречается на жизненном пути, как преодолеваются преграды и преодолеваются ли — дальше всё зависит от случая и судьбы. Да дело даже не в твоих двойниках — пусть пасут и сторожат — подумай о людях близких и дорогих, каково им с недотёпами.
— Билли, почти убедил, но…. Больно смахивает на сафари. Развлечь хочешь?
— Да Боже упаси! Я всегда за эксперимент и против праздности. Ты знаешь.
— С этим согласен.
— Или вообще согласен?
— Считай, что да.
— Тогда приготовься — сейчас ты переместишься в одного из своих двойников параллельного мира.
— Это как — на старт, внимание, марш?
— Гораздо проще — разденься и в постель. Явится инструктор и переместит твою душу в контактор.
— Как дьявол из преисподней?
— Мажорнее — усни, царевич, утро вечера мудренее.
И я уснул.
Пусто в коридорах. Громкий стук каблуков, отражаясь от потолка, двоился, дробился, рассыпался барабанным боем. Трясись, Чапай — каппелевцы идут!
Что это мне на ум пришло? Школьная директриса конвоирует в одиннадцатый класс, а в голове такие аллегории. Должно быть, от впечатлений первой встречи.
— Практикант? — Римма Васильевна улыбнулась из-под массивных очков, принимая из моих рук университетское направление.
— Аспирант, — улыбку перекосило в ухмылку. — Материал для диссертации. И какова же темочка. Ого! "Школьная нравственность, как она есть".
Ухмылка подкрепилась полупрезрительным хмыком.
— Это рабочее название, — поспешил я.
— Ну, понятно: соберёте гору позитива — одна тема, неготивчик вскроется — другая.
Пожал плечами — рано говорить. Но у Риммы Васильевны душа болела.
— Как вы можете судить о нравственности в школе, не имея достаточного педагогического опыта? Сколько вы работали с детьми?
— На практике два месяца.
— Ну, вот. И такие…. (собеседница проглотила слово, но по глазам читалось "профаны", а может, "прощелыги") берутся за кандидатские диссертации, рекомендации из которых спускаются в школы, как руководящий материал в воспитательной работе. Сами-то уверены, что тема по зубам?
— Ну, это кому какой лицеприятным будет вывод, а свежий взгляд любому делу подспорье.
— Вот что, давайте условимся — всё, что напишите, мне на стол.
— Не вижу повода для возражений.
— Какой возраст интересует?
— Думаю, начинать надо с выпускников: если обнаружатся изъяны по изучаемому вопросу, можно проследить, на каком этапе воспитательного процесса они возникли.
— Хорошо, идёмте.
И вот мы идём пустыми коридорами — я, неслышно ступая мягкими кроссовками, Римма Васильевна, сверкая крепкими лодыжками, ведёт в атаку белогвардейские цепи. У двери оглянулась:
— Одиннадцатый "Б", не образцовый, но показательный.
И мы вошли.
Ребята приветствовали нас вставанием, а дама в классе озабоченно поскребла уголок рта:
— Где вам удобнее? Садитесь рядом с Вероникой.
Проследил её взгляд и чуть не обронил ноутбук. Никушка! Господи! Живая, милая, любимая, контрактная моя жёнушка. Пробежался взглядом по рядам — незнакомы все лица. Нет сестрички Доминички. Да и помнится, не в общеобразовательной школе они учились в нашей реальности, а в специализированном лицее. Ну, что ж, нюансы параллельного мира — будем привыкать, будем осваиваться.
Вероника на меня ноль внимания. Не стал предметом любопытства и навороченный ноутбук. Прикрывшись им от преподавателя, взялся за весьма рискованный для урока эксперимент — совращение Данаи шоколадом. Проклятая фольга! Громоподобный треск её плохо гармонировал с привычным гулом учебного процесса. В тот момент, когда лакомство лишилось обёртки, хмурый взгляд преподавателя возвестил, что до поборника школьной нравственности я, пожалуй, ещё не дозрел. К довершению, Вероника отказалась от угощения, слегка качнув головой. Но наградила любопытным взглядом. Потом ещё одним. Потом ещё.
Доминику с Вероникой трудно различить, но можно, присмотревшись. Первая чуть ироничнее, вторая — романтичнее. Первая увлекалась прозой, вторая стихами. Что, солнышко из параллельного мира, влечёт тебя? Пока размышлял, урок закончился. Можно стало говорить.
— Не любите шоколад?
— Не люблю угощений от незнакомых людей.
— Так в чём дело? Алексей Гладышев собственной персоной. А вы — Вероника?
— А я Вероника.
А где же Доминика, хотел спросить, но не успел. Какой-то нахал вырос перед нами.