Семь дней Создателя

Агарков Анатолий

— Потому что люблю.

— Что такое любовь?

— Любовь? Любовь — это, девочка, страсть, основанная на половом влечении. Любовь — это дружба, союз единомышленников против житейских неприятностей. Любовь — это общность интересов, главный из которых — воспитание детей.

— Этому можно научиться?

— Ничему не надо учиться — все заложено в тебе от рождения. Всевышний мудро обустроил природу, выделив в ней мужское и женское начала. Мужчина любит, женщина позволяет себя любить. Мужчина выбирает женщину, с

которой ему легко и приятно жить. Женщина — мужчину, от которого хочет иметь детей. Вот скажи, тебе хочется целовать моё тело, всё-всё — с ног до головы? Только честно.

— Н-не знаю, нет, наверное.

— И я, если б на такое отважилась, чувствовал себя не в своём супе. Но мне безумно хочется целовать тебя всю без остатка. И это нормально. Скажи — опять честно — ты бы позволила моим губам ласкать тебя? Пусть не моим, пусть Ален Делона — ты же видела эротические сны? Хорошо, не отвечай, но не красней, пожалуйста — мы не говорим, ни о чём непристойном. Ладно, пойдём дальше. Я наказал нахала. Ты не побоялась пойти со мной за трансформаторную будку. Мы показали всем, что нашу дружбу не сломить. Твой обидчик — мой обидчик, мой враг — твой враг. Верно? И последнее. Ты любишь детей?

Вероника неуверенно пожала плечами:

— Наверное. Я всегда помогаю малышам.

— Я говорю о собственных детях. Наш ребёнок будет купаться в ласке, потому что без родительской любви нет детства.

Ох, и доболтался, ох, договорился. Вероника безвольно опустила руки, по щекам побежали слёзы, взгляд затуманился, но она всё смотрела на меня и будто просила: "Пощадите".

— Что с тобой? Тебе плохо?

Взял её на руки и отнёс на диван. Лучше б мне не делать этого. И вообще, держаться на расстоянии от несовершеннолетней девушки и щекотливых тем. Но…. Но у меня не было под рукой Билли, мудрого советчика и хранителя. Впрочем, не было оптимизатора и на запястье Вероники.

— А где?

— В тумбочке. Вечером ходила в душ, сняла и забыла.

Серебряный браслет…. в детском доме…. в тумбочке…. Не дай Бог там Пашке Ческидову случиться…. Мысли всплывали в сознании и тонули в накатывающей страсти.

Расцеловав Веронике руки, перебрался к коленям. До края коротенькой юбочки далеко. Всё, что не прикрыто, моё — решил и пустил губы в захватывающее путешествие. Но девушка проявила инициативу, прижав мои уши ладошками. Наши губы сплелись. Только рука осталась там, внизу, и, никем не контролируемая, продолжила движение уже за границу дозволенного.

Почувствовал, как напряглась Вероника, когда мои пальцы скользнули под резинку трусиков. Её тело просто окаменело. Подумал, что она испытывает то же, что и я — нестерпимую страсть — и сейчас одним смелым движением сделаю нас бесконечно счастливыми. Рванул трусики вниз.

— Мамочка!

Вероника не рвалась, не билась в истерике, не сопротивлялась. Она прикусила кулак и смотрела на

меня испуганным взглядом.

Господи! Ты ли это, Гладышев?

Куда что подевалось? Никакой всепоглощающей страсти. Только стыд, только боль, только страх непоправимости произошедшего.

Метнулся к окну, будто исполненный желанием сигануть вниз головой — даже распахнул его. Да нет, конечно, это не решение, — нужно жить, нужно исправлять ошибки.

Стена дождя качалась за окном.

— Как я пойду? — сказала Вероника.

Что ответить? Оставайся, я тебя не трону. Чёрт, какая глупость! Нелепица. Бессмыслица. Тебя, Гладышев, надо кастрировать вместе с физруком.

— У вас есть иголка с ниткой?

Кажется, были. Поискал, нашёл.

— Отвернитесь, — Вероника держала в руках порванные трусики.

Апрельский дождь дышал мне в лицо.

— Мы хотели жарить окорочка.

— Без меня. У вас есть зонт?

— Я вызову такси.

— Вызовите.

…. На следующий день Вероника положила передо мной оптимизатор.

— Очень прошу, не приходите больше в наш класс, или уйду я.

Ушёл я. Надел оптимизатор.

— Билли, у меня горе.

— Колись.

— Я чуть не изнасиловал девушку, которую люблю.

— Тебя на минуту нельзя оставить одного.

— Помоги.

— Как?

— Не знаю. Но я хочу вернуть её расположение.

— Ты так расстроен — может, смотаем удочки и почистим память?

— Да ты что?!

— Ну, успокойся, успокойся. Давай будем думать.

— Давай.

Сидел на подоконнике в коридоре, здесь и прихватила Римма Васильевна.

— Как ваша диссертация?

— В тезисных набросках.

— Любопытствую.

Пожал плечами:

— С ноутбуком работаете?

— Покажите как, наверное, смогу.

Пока топали в её кабинет:

— Билли, налей воды по теме.

— А что?

— Что хочешь — пусть тётка одобрит.

Глянув на объём, Римма Васильевна хмыкнула:

— А вы плодовиты. Оставите взглянуть?

— Да, конечно, сколько потребуется.

…. После уроков перехватил Веронику у автобуса.

— Надо поговорить.

— Всё, что я не хотела слышать, вы уже сказали.

— Ты что, в принципе против половых отношений? Считаешь, что детей проще искать в капусте? — говорил, а сам думал, что я несу.

Вероника слушала мою тарабарщину, не перебивая, но когда водитель подал сигнал, шагнула на подножку, сказала:

— Всё? Очень вас прошу, оставьте меня в покое. Все мужики сволочи, и вы не идеал.

Грубо, подумал, глядя вслед удаляющемуся автобусу, но справедливо.

— Билли, я сойду с ума.

— Не позволю.

— Да уж…. Но лучше бы помог вернуть Веронику.

— Я помогу тебе прославиться в здешнем мире, и может быть тогда….

— Сделаешь президентом страны или его советником?