Семь дней Создателя
Шрифт:
— Это что за десант? Учтите — ни одной сметы не подпишу.
Я на всякий случай:
— Все оплачено, Иван Павлович.
И к Билли:
— Твои фокусы?
— А то.
— Ну, и?
— Всё честь по чести — заказчик, подрядчик.
— Кто инвестор?
— Ты.
— Не понял.
— Забыл, как миллиардами владел.
— И ты оттуда — сюда…. Такое возможно?
— Как видишь.
Директор до полудня сидел, запёршись в своём кабинете. Вышел, когда строители уехали на обед. Подсел
— Что здесь творится?
— Не поверите, Иван Павлович, муки сердечные — влюбился в вашу воспитанницу и не знаю, чем привлечь внимание.
— Уж не в Седову ли? Докладывали мне. А знаешь, парень, что у неё сестра-близняшка есть? Не одна она на свете.
Мне ли не знать?
— А где она?
— Там, наверное, откуда Веронику к нам привезли.
— У вас должен адрес сохраниться. Вы мне дадите его?
— Дам, — он окинул взглядом двор, заставленный строительными материалами, и пальцем покружил — если из этого что-то получится, и мне ничего не будет.
…. Пора на репетицию, но мне хотелось увидеть Веронику. Вызвал такси, и шофёр томился в машине за воротами, прислушиваясь к стрекоту счётчика.
Подъехал автобус. Малышня сыпанула во двор. Следом ребята постарше. Выпускники. Вероника. Сделал вид, что увлечён беседой с прорабом. Жестикулировал, а сам во все глаза на предмет обожания. Идёт, с любопытством смотрит на штабеля с досками, бочки с краской…. Увидела меня, замедлила шаг.
Она любит меня, по крайней мере, не равнодушна. Это точно.
Поравнялась. Я прорабу:
— Разве нельзя организовать работу круглосуточно — в две, три смены?
И ей:
— Здравствуй, Вероника.
Она промолчала, опустила взор и прошла мимо.
Всё. Она не любит меня. Больше — презирает, ненавидит. Хотя, за что меня ненавидеть?
— Билли.
— Вижу. Швах твоё дело, Создатель.
— Утешил.
— Не надо было с оптимизатором выпендриваться.
— Ты сканировал её?
— У девочки нормальная психика. Ущербная, конечно, но выкарабкается. А экзамены она сдаст на пятёрки. Увидишь.
…. Через неделю строители, прибрав двор, убрались с него. Иван Павлович разрезал красную ленту, открывая яркий, как с картинки, новенький спортзал в цокольном помещении, уставленный отнюдь не самодельными тренажёрами.
— Занимайтесь, — напутствовал директор. — Растите смелыми и сильными.
На Веронике было синее платьишко. Я стоял в толпе воспитателей и не спускал с неё глаз. Потом это видение преследовало всю ночь — кромка синего платья и колени под ней. Господи! Ведь я их целовал. Они помнят мои губы. Как же мне прожить без них? Надо бежать, бежать на край земли. От себя, от неё, от этих наваждений. Надо ехать к Доминике. Бросить всё и заняться поисками затерявшейся сестрички.
Бросить всё
Во-первых, ВИА. Ребята настаивали на ежедневных репетициях.
— Вы как хотите, — сказал, — могу только через день. Ну, и выходной само собой.
— Ну, а мы каждый день. Верно, ребята? — это бас-гитарист мажорил. — Вот только что с репертуаром?
— Думаю, исполнять всю современную попсу — люди ж танцевать захотят.
— Когда мы её разучим — времени-то с гулькин нос? — ужаснулся ударник.
— А для торжественной части пару-тройку своих произведений. У кого что получится.
— Ну, это ты, Алексей, загнул: никто из нас музыки не пишет, — покачал головой солист-гитарист и прошёлся по струнам.
— И стихов, — поддакнул бас-гитарист и тоже пробежался по струнам.
— Можно репом попробовать, — подал голос виртуоз синтезатора, и его инструмент запел.
— Знаете, что это? — вскинул кулак над головой, на запястье сверкнул серебряный браслет. — Магнитный корректор музыкального слуха и голоса. Вот сейчас мы этим и займёмся. Кто первый желает?
Ребята переглянулись, пожали плечами.
— Ну, давайте я, — вызвался ударник.
Нацепил ему оптимизатор на запястье.
— Подключайся, когда поймёшь, что я играю.
Ещё до первой паузы ударные инструменты догнали мою гитару и влились в общий звуковой фон. Я запел, и через минуту барабанщик вклинился вторым голосом.
А потом послышалась фальш. Оглянулся — очарованные гитаристы пытаются импровизировать скорее по наитию, чем слуху. Поморщился, жестом показал — цепляйте оптимизатор, потом подключайтесь.
По моим расчётам последний урок в школе должен закончиться.
— А что, ребята, вдарим по высоким нотам?
И мы вдарили.
Все, кто остался к тому часу в школьных чертогах, сыпанули в конференц-зал. Потому что на его сцене дебютировал квартет музыкантов ни голосами, ни виртуозностью игры ничуть не уступающий знаменитой на весь мир ливерпульской четвёрке.
С того дня на наших репетициях зал не пустовал — сбегались ученики, приходили учителя, заглядывали уборщицы. Все были, кроме той, ради которой всё это затевалось. С угрозами явилась директриса:
— Я вас запру куда-нибудь — в подвал или на чердак.
— Зачем?
— Вы срываете учебный процесс.
Разве поспоришь? Я подмигнул ребятам и спустился со сцены. Римма Васильевна в позе Наполеона на Поклонной горе ждала меня в проходе. А за моей спиной…. После инструментального вступления квартет хорошо поставленных голосов выдал:
— Когда уйдём со школьного двора
Под звуки нестареющего вальса….
Разбитый наголову Наполеон захлюпал носом, промокнул глаза платочком и опустился в кресло.