Семь дней Создателя
Шрифт:
И прикусил язык. Как он повернулся такое ляпнуть? И в мыслях не было оскорбить любимую. Нервы сдают, капитан.
Люба швырнула на стол нож и вилку, встала и удалилась — независимая, гордая, оскорблённая. Будто моя прежняя жёнушка.
Вопреки логике, не бросился догонять с извинениями. Сидел и сок прихлёбывал, не обращая внимания на любопытные взгляды из-за соседних столиков. Им невдомек, с кем вёл диалог, смакуя апельсиновый аромат.
— Билли, хватит, возвращай на Землю.
— Потерпи, Создатель, эксперимент не завершён.
—
— Ты что так напрягаешься?
— Тогда найди убедительный предлог избавить нас от близости.
— Нашёл проблему!
— Билли, или, или — или я выхожу из игры, или перестань мучить Любовь Александровну и выставлять меня в неловком свете.
— А ты бы за речью последил.
— Сам не понял, как получилось. Обиделась Любаша крепко на мою глупость — может с поезда сойти.
— Остановок вроде не было.
— Возьмёт и спрыгнет.
— Так что сидим? Удивляюсь твоей чёрствости.
— Да брось — с таким учителем….
Люба не спрыгнула с поезда, она спала в своём ложе. Присел, взял руку, погладил, поцеловал, опять погладил. Если б сейчас потянулась ко мне — клянусь! — плюнул на затаившихся в купе соседей и притиснулся, а там будь, что будет. Но Люба спала или делала вид.
В Севастополе у меня была названная мама — Анна Филипповна — жена начальника штаба Черноморского флота. Это она выхлопотала мне, холостяку, жильё под боком — в двухквартирном коттедже на побережье. Надо ли рассказывать, как обрадовалась приезду невестки. Завладела её рукой и вниманием, протащила по усадьбе, начав со своей квартиры. Побывали в моей — теперь нашей с Любашей. Вышли в весьма ухоженный сад, которым Анна Филипповна гордилась и называла "каторгой". Дамы нашли общий интерес среди кустов и деревьев. Мы с вице-адмиралом нажигали угли в мангале и смаковали домашнее вино в полумраке увитой виноградником беседки.
— Одобряю, — кивнул на гостью начштаба.
— Бабушкин выбор.
— Ну и, правильно. Так и надо относиться к браку — старшим доверять. У молодых-то ни ума, ни опыта — не успели свадьбу отыграть, а уж бегут разводиться.
Вечером состоялась помолвка. Филипповна из свекрови быстренько перерядилась в тёщу и потребовала соблюдения традиций. Пришлось просить у неё руки возлюбленной. А потом и у самой виновницы, преклонив колено. После согласия, нас объявили женихом и невестой, разрешили троекратно расцеловаться. Что мы с удовольствием исполнили. Театральность представления раззадорила Любашу — она раскраснелась, разговорилась, сияя белозубой улыбкой. Бросала через стол лукавые взгляды.
Стемнело. С моря потянул прохладный бриз. Я вооружился гитарой. И потекли по-над берегом прекрасные украинские песни, до которых Анна Филипповна большая мастерица. Пели русские песни. Захмелевший вице-адмирал пролил слезу.
— Как я вам завидую. Мать, ты помнишь нашу свадьбу?
— И-и-и-и! — Филипповна пустилась в пляс на пятачке перед беседкой.
По её знаку Люба выскользнула из-за стола. Закружилась — платье
Угомонились за полночь. Люба за посуду.
— Утром уберём, — махнула Филипповна. — Идите уж. Сыночка и дочку за одну ночку.
Шёл за Любой садовой дорожкой и любовался изгибом её спины, удивительно тонкой талией.
— Билли, пора.
— Нет.
— Тогда придумай что-нибудь или я в бега подамся.
И он придумал. Едва вошли, зазвонил домашний телефон. Беру трубку.
— Товарищ капитан второго ранга, говорит помощник дежурного по кораблю мичман Лобода — вам три восьмёрки.
Три восьмёрки — условный код, означающий срочное прибытие на борт.
— Машину выслали?
— Нет.
— Понял. Буду.
Вызвал такси. Облачился в форму. Чмокнул невесту:
— Прости, дорогая.
— Не так, — Люба бросилась на шею, припала губами.
Билли, держать!
Сквозь все блокады оптимизатора почувствовал позывы страсти. А Люба, кажется, успокоилась:
— Я буду ждать — поторопись.
Дел на крейсере всего лишь открыть сейф и передать курьеру Генштаба некий пакет, суть которого не имеет отношения к этой истории. Можно было возвращаться, но я остался и завалился спать в каюте. От греха подальше.
Люба подозревала во мне холодность, отсутствие чувств и ломала голову о причинах, побудивших улестить её из села и даже просватать. Утро встретила в слезах. Вышла в сад, где Филипповна разбиралась с посудой.
— Что случилось, донюшка? Дома не ночевал? А где ж его бис носит? Вызвали? Ну, я ему сейчас….
Свекротёща набрала номер моего мобильного телефона.
Как оправдаться? Перешёл в контрнаступление.
— Сейчас заканчиваю занятия с личным составом и сразу в город. Прошу привезти Любашу в магазин для новобрачных и оказать помощь в выборе платья.
— И тебе костюма.
— Я буду регистрироваться в форме.
— Я тебе покажу форму, я тебе такую форму покажу! А заявление когда?
— Сразу и подадим.
Заявление мы подали. Но Билли или рок хранили мою невинность. Он ли придумал, так ли в мире сложилась обстановка, но она потребовала присутствия российских военных кораблей в восточном Средиземноморье. Тем же днём нас взметнули по тревоге, и через сутки боевое соединение Черноморского флота покинуло Стрелецкую бухту, взяв курс на Дарданеллы.
Легли в дрейф в виду ливанского побережья. Мористее — американский флот во главе с тупорылым авианосцем. Демонстрация присутствия беспокойным арабам. А мы кому что демонстрируем? Наверное, всем свою глупость — торчим между враждующими силами, как сосиска в хот-доге.
С Любушкой переговаривались по командирской связи. По барабану рогатки секретных служб для жены начштаба Анны Филипповны. С моей невестой под руку она опрокидывала все барьеры в здании, оброгаченном антеннами.
— Очень скучаю и безумно люблю, — признался в микрофон, сжимая тангенту.