Семь дней Создателя
Шрифт:
— Если только наедине.
— Обед, мы закрываемся, — продавщица прошла к двери, выпустила женщин и преградила мне дорогу. — Ну.
— Я мог бы избавить тебя от мук сердечных, но любовь это Божий дар, и не поднимается рука. Внушить Ивану, что ты единственное счастье его — тем более. Есть третий путь — жить вместе вам в согласии и любви.
— Бред кобылий!
— Дай ладони.
Я в её компьютере и времени нет деликатничать. Это убрать, это стереть, а это активизировать. Условности среды, комплексы общественного мнения, частнособственнические инстинкты — вся это культура впитана с материнским молоком, воспитана семьёю, школой, государством. К чёрту! Пусть будут просто счастливы.
— Ты любишь Ивана?
— Да.
— Ты будешь почитать его жену?
— Как старшую сестру.
— Ты будешь жалеть их детей?
— Как своих собственных.
— Ну вот, осталось эти мысли внушить Ивану с Марьей.
— Ты поможешь мне?
— Когда вернусь.
Но уйти в тот день из села Сулимово мне не дали.
— Куда пойдёшь? — у магазина поджидала Таисия Анисимовна. — Дождь, слякоть. До Воздвиженки добрых сорок вёрст — дотемна-то не управишься.
— Ничего и по ночам ходить умею.
— Идём ко мне: отдохнёшь, поешь, в баньку сходишь, а я с тебя состирну — негоже в таком виде разгуливать. Не побрезгуй крестьянским бытом.
Как я мог побрезговать, мною бы…. Короче, остался.
Дом Таисии Анисимовны большой, но опрятный и ухоженный.
— Почему Анискина? — спрашиваю, рассматривая фотографии и портреты в рамочках на стенах.
Хозяйка вернулась, проверив баню.
— Сельчане прозвали — бегают ко мне свои споры решать. Я для них вроде участкового.
Глянула в окно:
— Вон, Глашка своего алкаша на аркане тащит. Я вам поставлю, но сильно-то не налегайте — лучше после баньки.
— А мне сказали, с тобой ушёл Странник, — заявила, входя, Глафира Петровна и подтолкнула от порога мужа. — Познакомься, Петя.
Со смоляными кудрями, подбитыми сединой, Петро Гаврилович на цыгана был похож — даже серьга в ухе серебрилась.
— Вот это по-нашему! — он хлопнул и потёр ладони. — Чувствуется, рады гостям.
Устремился к столу, свернул с бутылки пробку, два стопаря налил.
— Дёрнем за знакомство?
Дёрнули. Гаврилыч снова налил.
— Какие длинные у вас пальцы.
— Это от гармошки.
— С моими не сравнить.
Я накрыл его ладони. Всё, клоун, приехали. Сейчас из тебя трезвенника буду делать и любящего мужа. Чёрт! Зря выпил — алкоголь мне самому не даёт сосредоточиться. Надо разобраться, где тут у Петра тяга к спиртному прижилась, да вырвать с корнем. К супруге чувства разбудить. Но как подступишься — мысли его скачут, кружат в карусели. Или это мои? Как бы чего ни повредить….
Ладони наши расстались, но стопки непочатые стоят, и Петро к своей не тянется.
— В баню-то пойдёшь? — спрашивает его Таисия Анисимовна.
— Сходи, Петь, — уговаривает жена. — Уважь гостя — отпарь….
— Это я зараз, — соглашается Гаврилыч, и мне. — Пойдём что ли?
Хозяйка суёт мне в руки свёрток:
— Здесь полотенце, чистое бельё, всё своё оставь там — замочу потом.
Раздеваемся в предбаннике. Петра удивил стеклянный глаз в моём лбу.
— Это что?
— Помогает в ясновидении.
— Шарлатан?
— Почему так сразу?
— Где, кем работаешь?
— Скажу безработный — осудишь?
— Да мне плевать. Бич — это бывший интеллигентный человек. Видел, какая у меня жена? Кабы не она, давно бы уж сам загнулся под чьим-нибудь забором.
— Беречь должен.
— Да я её…. мою Глафиру…, - Пётро смахнул слезу, от полноты чувств сбежавшую на седой ус. — Эх!
Он окатил полок водою из котла. Веник в руке, как бич палача.
— Ложись, раб Божий.
Я контролировал свой организм — мне не жарко, мне не больно, мне не…. Лишь лёгкое головокружение. Но это должно быть от стопки водки. Хотя….
Мне показалось, котёл печи вдруг двинулся на бак с холодною водой. Этого ещё не хватало. Я отвернулся и увидел, как мыльница помчалась за мочалкой. Закрыл глаза. Началось — пироги за утюгами, утюги за сапогами…. Чёрт! Как неожиданно. И как не некстати.
Машу Петру рукой — кончай, кончай хлестаться, помоги.
— А, гость варяжский, недюжишь русской баньки! — Ликует тот и сжаливается. — Сейчас, сейчас, водой холодненькой….
Он бросает веник, хлопочет с тазиком над баком. А меня тошнит — свешиваю голову с полка и падаю вниз, сознание теряя.
…. Оно приходило и уходило вновь, сознание моё. В минуты просветления Таисия Анисимовна у изголовья то с кашкой, то с бульончиком, то с молочком….
— Выпей тёпленького — с медком, коровьим маслицем….
Я пил послушно — меня рвало — и забывался. Был слишком слаб, чтобы противиться, а хозяйке невдомек, что организму надо моему — а ничего кроме покоя.
Была и "скорая". Медичка постучала градусником по Масяниному оку — вот это пирсинг! — и выписала таблеток и микстур. Благодаря им, а может вопреки, я всё-таки пошёл на поправку. На третий день парилки злополучной отстранил заботливую руку Таисии Анисимовны:
— Ничего не надо — не хочу.
Меня не вырвало, и я уснул, а не забылся.
На четвёртый день увидел у кровати незнакомую старуху.
— Я бабушка Наташи, — представилась. — Нечаева Любовь Петровна.