Семь минут
Шрифт:
Как люди узнают о приближении важных моментов в своей жизни? Наверное, что-то меняется в атмосфере вокруг, в воздухе появляются некие «духовные волны». Массовое экстрасенсорное восприятие или еще что-нибудь в этом роде. Барретт подумал об этом, потому что зал суда округа Лос-Анджелес, который в первые два дня процесса был заполнен до отказа, в среду, казалось, трещал по швам.
Через две минуты после того, как судья Натаниэл Апшо занял свое место, в комнате воцарилась тишина, и секретарь суда привел к присяге очередного свидетеля обвинения.
— …только правду и ничего, кроме правды, и да поможет вам Бог?
— Клянусь.
— Назовите, пожалуйста, свое имя и фамилию.
— Кристиан Леру.
— Произнесите фамилию по буквам.
— Л-е-р-у.
— Садитесь, мистер Леру, — произнес Апшо.
Во время приведения Леру к присяге Майк Барретт внимательно изучал одного из двух основных свидетелей Элмо Дункана. Он ожидал увидеть опустившегося старика, цепляющегося за остатки прошлого достоинства и похожего на какого-нибудь царского вельможу, который, попав на чужбину, работал официантом или швейцаром. Однако ни одежда, ни облик не выдавали в Леру нищего неудачника. Француз был похож на щеголя, на расфуфыренного аристократа, сошедшего со страниц Пруста. Было заметно, что он вновь обрел достаток и благополучие, причем совсем недавно.
Кристиан Леру производил внушительное впечатление. Когда-то он, наверное, был выше, подумал Майк Барретт, но и сейчас выглядел внушительно, что создавало иллюзию высокого роста. Крашеные волосы вились, маленькие выцветшие голубые глазки беспокойно бегали. Некогда орлиный нос с возрастом стал похож на испещренный кровеносными сосудами клюв. На безвольном подбородке виднелся свежий порез от бритья. Леру был одет в голубой костюм в белую полоску с накладными карманами. Пиджак был коротким и тесным, по французской моде. На шее — новый галстук-удавка, в манжетах — запонки с агатами, на ногах — туфли с кисточками. Леру отвечал на вопросы секретаря суда по-английски, с выговором, присущим обитателям района Мэйфер, чуть смягченным едва заметным французским акцентом, который выдавал в Леру парижанина.
Наблюдая, как Леру поднимается на свидетельское место и садится, Барретт вдруг заметил некую вкрадчивость, претенциозность и хитрость. Он решил, что все это должно выплыть на поверхность во время допроса. Возможно, подумал Барретт, удастся использовать это при перекрестном допросе. Сейчас он беспристрастно изучал Леру, забыв о клятве француза говорить только правду. Леру согласился выступить на стороне защиты, а теперь поддерживает обвинение. Ясно, что он просто продался за более высокую цену. Значит, с ним придется очень и очень нелегко. Трудно найти человека более «высоконравственного» и «честного», чем бывшая проститутка. Ну что ж, думал Майк Барретт, будем искать щели в его доспехах, попробуем заглянуть в них и увидеть настоящего Кристиана Леру.
— Ну вот, — прошептал Зелкин, — начинается убийство Дж Дж Джадвея.
Элмо Дункан приблизился к свидетельскому месту и приветствовал изысканного галльского гостя почтительным поклоном.
— Мистер Леру, где вы теперь проживаете?
— Я гражданин Франции и всегда считал Париж своей родиной. Я живу в старинном и тихом квартале Левобережья в Париже.
— Чем вы сейчас занимаетесь?
— Я книгоиздатель.
— У вас есть контора?
— Да, на улице Себастьяна Боттина, поблизости от известного издательства «Галлимар».
Майк Барретт удивился и обрадовался. Пожилой издатель порнографии пытается придать себе респектабельности этим упоминанием о соседстве с крупным издательством. Интересно, подумал Майк, кто это придумал, сам Леру или Дункан?
— Мистер Леру, расскажите вкратце о своем образовании. Вы закончили колледж?
— Я закончил Сорбонну, французская литература семнадцатого века, период Расина, Лафонтена, Ларошфуко, Жана Поклена, известного многим под именем Мольер.
Не только претенциозен, решил Барретт, но и ничтожный сноб. Хорошо, очень хорошо.
Очевидно, Дункану тоже пришла в голову эта мысль, потому что он быстро спросил:
— Но вы изучали и современных писателей? Я имею в виду…
Барретт немедленно вскочил на ноги.
— Протестую, ваша честь. Обвинение задает свидетелю наводящие вопросы.
— Протест принят, — кивнул судья Апшо.
Дункан сердито посмотрел на Барретта и вновь повернулся к свидетелю.
— Мистер Леру, вы изучали современных писателей?
— Конечно. Я всегда много читал. Как сказал Валери, хорошо читать можно только тогда, когда имеешь перед собой цель. Я был издателем и хорошо читал, потому что имел цель — быть в курсе литературных дел, чтобы находить новых авторов, которые заслуживали признания.
— Мистер Леру, вы только что сказали, что сейчас занимаетесь издательской деятельностью. Вы владеете какими-нибудь другими профессиями?
— Нет. Я всегда издавал книги, или в своем издательстве, или в чужих.
— Когда у вас появилось собственное издательство?
— В тысяча девятьсот тридцать третьем году. Я был тогда очень молод, тридцать с небольшим. Отец оставил маленькое наследство, и я создал свое издательство.
— Как оно называлось?
— «Этуаль-пресс», потому что находилось на рю де Берри в доме номер восемнадцать, недалеко от Елисейских Полей, площади Этуаль и Триумфальной арки.
— «Этуаль-пресс», — повторил Дункан. — Это, случайно, не то же самое издательство, которое в тысяча девятьсот тридцать пятом году издало книгу Дж Дж Джадвея под названием «Семь минут»?
— То же самое, — кивнул Кристиан Леру.
«Наконец», — сказал сам себе Барретт, облокотился на стол и внимательно прислушался.
— Мистер Леру, я видел первое издание и обратил внимание на то, что оно напечатано на английском языке. Почему не на французском, ведь вы издали ее в Париже?
— Французское правительство запретило издавать ее на французском языке.
— Почему?
— Бюро цензуры посчитало ее непристойной.
— Непристойной? Понятно. Издавалась ли «Семь минут» где-нибудь еще, на других языках?
— Нет. Ни в одной стране мира не разрешили издавать ее. Она везде считалась непристойной. Критики во всех странах считали ее самой непристойной и грязной книгой в истории литературы.
— Тогда как же вам удалось издать ее в Париже на английском языке?