Семь плюс семь
Шрифт:
— О чем вы?
— О сказках, где вы обо мне рассказываете.
Скажу прямо, я призадумался: небось издевается?
— Неужто, — говорю, — обиделись? Вам в моих сказках оторвали голову, превратили в жабу, называли то госпожа Гадость, то мадемуазель Мерзость, мисс Уродина! Вы, сударыня, видно, шутите?
— Ничуть. Я комплименты люблю просто жуть. Вот и хочется сделать вам к Новому году подарочек. Скажите, чем вас порадовать?
Есть о чем поразмыслить. О чем только не мечталось! Ведь я мог попросить, что угодно. Какое все-таки мученье выбирать…
— Придется,
— Королем? Убежден, я-то на свет рожден вовсе не для короны!
— Ну, тогда диктатором. Хотите?
— Да вы на них посмотрите! Кошмар!
— Или, например, премьер-министром?
— Быть министром наскучит быстро. Это довольно-таки грустно. А временами накладно.
— Значит, хотите стать депутатом? Ладно.
— А чем они занимаются?
— Не знаю. Но, может быть, вам понравится. Говорите прямо: да или нет?
— Нет.
— Нет так нет. Подберем что-нибудь другое. Так… Так… А невидимкой?
— И это возможно?
— Возможно, и вовсе не сложно. Особенно если хочется.
— Еще бы!
— Тогда пойдемте.
И мы отправились к ведьме в гости.
Жила она в новом доме. Квартира вполне приличная, но не совсем обычная. На последнем этаже, у самой крыши. Едва ли кто-нибудь жил выше. И уж никто — так, как она. Например, в ее гостиной светила луна. Или, скажем, непроходимый бор шумел там, где должен быть коридор. На месте кровати — хорошенькая могила. Солнце на кухне как раз заходило. Утварь кухонная и та особенная — трубки, реторты, колбы…
— Видите бутылку на полке? — спросила ведьма.
Я посмотрел и вижу пустую полку.
— Какую бутылку? — удивился я.
Ведьма рассмеялась.
— Ах, да, я забыла, бутылка-то наполнена водой-невидимкой!
— А вы ее видите?
— Конечно! Я умею видеть невидимое. Постойте, сейчас я ее достану.
Она подошла к полке и взяла рукой пустоту.
— Подойдите сюда. Держите! Да смотрите, не уроните.
И вот я держу что-то тяжелое, округлое и холодное… пожалуй, больше всего похожее на бутылку вина.
— Одна капля, и вещь не видна. Глоток, и вы сами невидимы. Да, хорошо я вспомнила: место, куда вы ее поставите, непременно чем-то отметьте, иначе проищете до потери сознания.
— Что я вам должен за ваши старания?
— Это подарочек! До свидания!
На прощанье она помахала рукой. Глядь, я стою посреди мостовой. Подарок невиданный, хоть никому и не видимый. Теперь-то, конечно, стало видно, что иметь дело с ведьмами не безобидно. Но, по чести признаться, мне и в голову не пришло чего-либо опасаться. Я скорее пошел домой, необычайно довольный собой. И по дороге радостно размышлял о том, какие сюрпризы устрою друзьям. И главное, какие каверзы поджидают тех злыдней, которые меня ненавидят. Я буду тихонько подкрадываться к ним сзади, таскать у них очки и ручки, вздыхать и стонать, мешая людям сосредоточиться, как раз когда им кажется, что они в одиночестве. Стану изображать духов, чертей и призраков, пока у них истерики не вызову.
Опля! Что такое? Чуть не упал!
Посмотрел под ноги — все ясно: левым
Так… Главное, не волноваться. Найдется — никуда не денется. Да вот же она! Нет… Может, чуть ближе? Тоже нет? Тогда подальше?.. Левее? Правее? Простыл и след. Ищу на ощупь, будто ослеп.
Дзинь! Слышу звон разбитого стекла.
Мне ничего не видно, но случилось непоправимое, это вполне очевидно. Раскокал бутылку. Вода потекла по улице. Смотрю улица становится уже. Еще бы, когда воды-невидимки — огромная лужа.
— Хорошенькое дельце!
Я испуганно оглянулся. Рядом стояла ведьма. Ну и натерпелся же я страху! Как она, думаю, мне сейчас всыплет! Останется мокрое место! Но, надо же, не рассердилась! Даже слегка улыбнулась.
— Я в тебе не сомневалась. Кроме гадостей или глупостей ничего и не жди от людей. Отойди-ка в сторонку да поживей!
Я посторонился. Она наклонилась и начала шарить в луже.
— Может быть, говорю, вы мне поможете? Не стало бы хуже! И натворил же я бед!
А она в ответ:
— Чужие беды не мое дело! Я хочу подобрать осколки, чтобы не поранились ребятишки.
Удивительно, ведьма — и такая заботливая.
Смотрю, пальцев у нее не стало, вот и руки исчезли, потом голова, а сгорбленное тело пока еще сидит, но мало-помалу и его не стало.
— Сударыня! — кричу. — Мне вас не видно!
— Еще бы, — отвечает голос ведьмы. — Это от воды-невидимки. А ты что здесь прохлаждаешься. Иди-ка лучше домой.
Домой так домой. А тем временем на мостовой потихоньку росла, делаясь все глубже, дыра, и чтобы разглядеть ее получше, зеваки подходили поближе. Их становилось все больше. Они задавали вопросы, собирались звонить в полицию, в пожарную часть обращаться. Тут я понял: пора смываться.
А что было дальше, вам всем известно. Мы же пережили это все вместе. Как не знаете? Быть не может! Ах, ну да, вы меня моложе! И ваш дед не припомнит тоже? Что же все верно, он долго жил, а еще больше пережил и поэтому все позабыл.
Хорошо, тогда слушайте. На другое утро я прочел в газете, что бульвар Люстюкрю, а он где-то здесь поблизости, испорчен огромной трещиной. Ходить по нему еще можно, но только не женщинам, потому как при ходьбе возникает головокружение от ощущения неестественного парения. Будто шагаешь по воздуху и любуешься земными глубинами, разноцветными глинами, гранитами, сокровищами зарытыми, водопроводом, станциями метро и толпящимся там народом.
А вода-невидимка растекалась все шире, проникала все ниже, и все меньше кварталов оставалось в Париже. Его обитатели, словно слепцы, передвигались на ощупь, искали двери, держа ключи наготове. Прозрачность увеличилась во сто крат. Вот вдалеке показался ад. И в морской бинокль рассмотреть я не мог даже чертенят. Уж как вы, не знаю, а я их обожаю. И в театр, и в кино бегу со всех ног на всякую чертовщину.