Семь способов засолки душ
Шрифт:
Под новостью комментарий: лучше бы наркоторговцев ловили. Молодые накачиваются и себя убивают. Вон у реки нашли недавно девушку, жуть.
Всех не переловишь, отвечают ниже.
Наркоманы сами виноваты, никто им шприц не подает, пишут, и Ника горько усмехается. Хорошо жить в розовых очках и с короткой памятью. Загляни они в газетную подшивку, не писали бы чуши.
Подумав, она набирает в поиске: Староалтайск девушка самоубийство. Таких новостей на удивление мало. Про реку есть лишь одна заметка недельной давности:
На берегу
На фото заснеженный берег реки спускается к рыжеватому подтаявшему льду — неподалеку явно сбрасывает воду какой-нибудь завод. Надо льдом склонилось дерево. Ника всматривается в фото, увеличивает его, как будто, если увеличить, можно увидеть найденное тело.
На этом берегу могли бы жить и вы.
Конечно же, это лишь спам. Дурацкий спам и совпадение.
Ситком закончился. Папа едет домой, теперь поют в рекламе. Бородатые мужчины в боевой раскраске спецназа вылезают из машин и поедают младенчески-розовые ломти колбасы, сдавленные хлебом. Папа может, поют за кадром. Из-за дивана слышен еле уловимый хитиновый хруст лапок, должно быть тараканы. Мелкие цепкие лапки будто щекочут щиколотку.
Ника смотрит на татуировку на внешней стороне ладони и выключает телевизор. Всего лишь спам, думает она.
«Сегодня в шесть как?» — пишет она Аникину, и тот сразу отвечает:
«Супер! Заехать за тобой?»
Он заезжает в пять тридцать и полчаса сидит в машине у подъезда, ждет. Ника не торопится принципиально. Ровно в шесть, как и договорились, она выходит, ищет взглядом черную «камри». Аникин машет ей рукой. Высокий и неловкий, в пальто, которое мало ему в плечах и болтается в бедрах, он нависает над Никой и хочет сперва ее обнять, но так и не решается и протягивает руку. В машине он стаскивает шапку, ерошит вьющиеся, чуть засаленные волосы, отчего еще больше походит на подростка из баскетбольной секции. Тебе удобно, спрашивает он. Если что придвинь кресло, чуть опусти или подними, нормально, точно так нормально все? Андрей пахнет первым осенним инеем и детской жвачкой, упаковки которой разбросаны по всей машине.
Он выезжает на проспект. На зеркале заднего вида на длинной цепочке висит бубенчик. Он покачивается в такт ходу машины, свет фонарей бликует на латунном боку, яркая точка скальпелем разрезает сумрак.
— Я предупредила маму, что поехала с тобой, — говорит Ника, не отрывая взгляда от бубенчика.
— Хорошо, — кивает Аникин. — Привет Марии Леонидовне.
Он сворачивает на перекрестке, паркуется перед рестораном «Улица Толстого». Там богато: мрамор на крыльце, длинная застекленная веранда, вдоль нее высажена живая изгородь. Летом она закрывает ресторан от проезжей части.
— Боже мой, он еще работает, — бормочет Ника, и Андрей, сияя, кивает.
— Помнишь, мы хотели сюда прийти? Вот. Не факт, что там вкусно, конечно, я по ресторанам редко хожу.
Ника тоже мало бывала в ресторанах и не умеет отличать, когда там вкусно,
Они говорят обо всем и ни о чем одновременно. Многое из того, что произошло, Ника и так знает — они с Андреем столько обсудили за годы переписки, что при личной встрече и добавить нечего. Остается только сидеть, рассматривать друг друга, выискивая черты виртуального собеседника в собеседнике реальном. У Андрея недавно умер отец, инсульт, никто не ожидал. Прямо в гостях, ты представляешь, говорит Андрей и разрезает и без того небольшой кусок мяса на еще пять крохотных. Все остаются на тарелке.
А брат, спрашивает Ника. Сразу после гибели отца брат Андрея улетел в Читу и там ушел в зону без покрытия мобильной связи. Захотел наладить связь другую — с космосом.
Андрей качает головой. Так и не вернулся. Ну, я пока разобрал вещи. С продажей отцовской квартиры, наверное, подожду.
Так брат же все равно в этой квартире не живет, говорит Ника.
Да, отвечает ей Андрей, уже пять лет, но его доля тоже есть, и нужно вступать в наследство, вот это все.
Ника вспоминает квартирку его семьи: фотообои с изображением березового леса, запах кошек, пыль по углам, конфеты в вазочке, лоджию, на которой хранились банки с маринованными огурцами, санки, зимняя резина, стопки брошюр про раскрытие чакр. На обложке был изображен сияющий силуэт человека в позе лотоса. На фоне облака, крупными буквами СЕМИНАР МАГИЯ БОГАТСТВА ЛЮБВИ И КРАСОТЫ, внизу мелким шрифтом: «как обрести семейное счастье — энергетические законы, которым тысячи лет. Девушкам до 35 лет (включительно) бесплатно». Богатства в семье Андрея так и не завелось.
Ника следит за тем, как он вилкой и ножом кромсает мясо на все меньшие кусочки. В рот не кладет ничего.
Ты будешь есть, спрашивает Ника.
Сегодня нет, отвечает Андрей. Но ты ешь.
Почему нет? Не хочешь?
Андрей качает головой.
Врачи запретили?
Андрей качает головой опять, смотрит куда угодно, только не на Нику.
Просто нельзя, сегодня и завтра. Это часть очищения.
Тему их детства Ника с Андреем не поднимали ни в переписке, ни на созвонах. Но теперь невысказанное растет, бросает тень на блюда, приборы и салфетки, ползет по лакированной поверхности стола к Никиным пальцам. Головная боль накатывает вместе с тенью, голова немеет от лба к затылку, как будто ее вскрывают ножовкой.
— Скажи, ты в секте? — спрашивает Ника.
Андрей даже не удивляется. Он будто ждал этого вопроса.
— Смотря что ты имеешь в виду под сектой, — отвечает он.
— Под сектой я имею в виду секту. Мошенников, которые рассказывают бог знает что за деньги. Для «тараканов», помнишь?
«Тараканами» в «Сиянии» называли людей непосвященных. «Тараканов» разрешалось разводить на деньги, обманывать и унижать на ритуалах.
— Я преподаю йогу и лечу людей. Но не все пока могу, а так, по мелочи.