Семь свитков из Рас Альхага, или Энциклопедия заговоров
Шрифт:
Последние слова я произносил уже довольно осипшим голосом, ибо сырой и зябкий туман, какого я не встречал в Руме, сползал с горных вершин не только в ущелья, но - и в мое горло и даже во внутренности.
– Мессир, запахните грудь плащом, - заботливо проговорил рыцарь Эд. Мы движемся как-никак на север. И я должен доставить вас до назначенного места живым и здоровым.
Как ни торопились мы вместе с нашими провожатыми, однако, лишь когда стало уже заметно темнеть, высоко впереди появилась первая цель нашего путешествия по дорогам Трапезунда.
Я присмотрелся вдаль сквозь туман, обещавший вот-вот превратиться в настоящие чернила, и различил на одном из окаменевших великанов грозный шлем предводителя древнего воинства.
– Кигана, - указав на него, произнес рыцарь Эд.
– Скоро теплый ночлег, мессир. Вы увидели дворец великого кефала Льва Кавасита. Здесь столица Халдии, южной провинции Трапезунда. Мой старый знакомый, Лев Кавасит, правит этими горами уже двенадцать лет. Не сомневаюсь, что он устроит в нашу честь такой прием, на который не хватило бы средств даже у румского султана, упокой Бог его неверную душу.
– Прием уже начался с самых изысканных угощений, - развеселился я в предвкушении очага и горячего питья.
– Их подавали одно за другим, но, слава Богу, проносили мимо.
Скакавшие впереди нас греки озарили сырой сумрак светом факелов, так что дальше мы двигались, окруженные облаком красноватого сияния, по-видимому ничем не отличаясь от духов здешних расщелин и пропастей.
Наконец, за очередным поворотом, узкая дорога как бы растеклась вширь, образовав ровную площадку перед отвесной стеной гранита.
Я догадался, что передо мной не скала, а цитадель Кигана только тогда, когда за решеткой крепостных ворот тоже замелькали огни. Затем раздались негромкие голоса, которые сразу заглушил тяжелый скрип и лязг цепей. Так врата с некоторым недовольством, но все же проявили гостеприимство, и из них навстречу нам двумя ровными рядами выступили факельщики в полном боевом снаряжении, в доспехах, а также с копьями и мечами.
Между ними, грузно прихрамывая, двигался человек, как мне показалось очень больших размеров. Подойдя к нему ближе, я заметил, что он облачен в очень широкие одеяния, которые рыцарь Эд назвал мне потом тогой римских цезарей.
Повелитель мрачной крепости и не менее мрачного края встречал нас, широко и радушно раскинув руки.
– О, несокрушимый Аякс, блистающий доблестью меча и золотом чести, великолепный друг мой Эд, краса франкского воинства!
– густым и звонким голосом приветствовал Лев Кавасит предводителя румских тамплиеров, довольно сносно выговаривая франкские слова.
– Несказанно рад видеть тебя в подвластных василевсу и мне землях!
Эд де Морей ответил ему на греческом и, как я узнал потом, сказал следующее:
– Здравствуй, Цезарь, всю жизнь идущий на смерть приветствует тебя!
Лев Кавасит поколебал окрестные скалы громовым хохотом, вторя своему древнему греческому богу Зевсу, и заключил рыцаря в учтивые объятия.
– Сколько лет мы не виделись с тобой, доблестный комтур, - вздохнул хозяин Киганы.
– Ах, сколько лет! Лишь только я получил известие о том, что ты нагрянешь проездом в эти края, как взыграло мое сердце! Я сам охотился целую неделю и набил к нашей встрече самой отборной халдийской дичи. О, сам василевс предпочитает моих козлят тухлятине всяких низин. Сегодня будет праздник, какого давно чаяло мое уставшее сердце.
– Когда ты получил известие обо мне, дорогой Лев?
– с изумлением переспросил рыцарь Эд.
– Неделю назад, - ответил великий кефал.
– Тебя что-то удивляет?
– И с какой стороны света пришло оно?
– задал еще один вопрос Эд де Морей.
– Прямо из Трапезунда, - был ответ.
– С императорской печатью. Алые чернила. Без сомнения, писано в Большой консистории.
– Признаюсь, что удивлен, - не стал таиться комтур.
– Обстоятельства позволяют мне предположить, что некто сидит на вершине самой высокой горы и наблюдает оттуда за каждым моим шагом.
Лев Кавасит бросил на меня короткий, внимательный взгляд и усмехнулся, явно пытаясь на время отогнать от себя всякие подозрения и загадки.
– Но ведь так оно и есть на самом деле, мой Ахиллес, - с несколько натянутой улыбкой проговорил он.
– Поверь мне, старику. Я сижу в этом дупле, как сыч, и только изредка оглядываюсь по сторонам, однако и мне становится известным многое такое, что даже до дворца доходит через год или больше того. Но ведь и я не главный соглядатай в этом хитроумно устроенном мире, и сижу я, как видишь, не на самой высокой горе.
– Верно, - кивнул рыцарь Эд.
– Но, говорят, богу Пану было известно в глухой чаще больше, чем его повелителям на Олимпе.
Лев Кавасит вновь захохотал, распугав огонь факелов и пустив обвалы по далеким ущельям, и широким жестом пригласил нас в ворота своего дома.
– Оставим эти важные разговоры для последней свечи, - сказал он.
– А пока предадимся истинному наслаждению дружеской встречи. Поверь, славный мой друг Эд де Морей, этот день - больший подарок для меня, нежели перстень и поцелуй василевса. Я знаю из полученного письма, что ты сопровождаешь некого сановного посланника. Не этот ли скромный молодой человек с благородной осанкой и глазами, в коих я вижу неугасимое пламя доблести знатного рода, является таковым? Тогда нет тебе прощения за твою медлительность, комтур рыцарей Храма. Скорей представь меня ему.
Я вновь узнал о всех чинах и достоинствах наместника Халдии, а после того, как он учтиво и не роняя чести своего преклонного возраста опустил голову, услышал много нового и любопытного о себе самом. Оказалось, что я должен называться в этих краях неким Робером де Форе, выходцем из династии рыцарей Кипра.
– Робер - славное имя, - говорил наместник Халдии, близоруко присматриваясь ко мне и стараясь встать передо мной так, чтобы не загораживать собой света.
– Ваши черты мне кажутся знакомыми, сир Робер. Однако здесь властвует ночь. Давайте же поторопимся туда, где для добрых друзей припасено много огня, тепла и вина. И какого вина, мой дорогой Патрокл!
– воскликнул он, обратившись уже к рыцарю Эду.
– Ведь я помню: твое любимое - апулийское, трехлетней выдержки. Верно?