Семь троп Питера Куинса
Шрифт:
— Могу шарахнуть по голове рукояткой пушки, и награда будет такой же, как если бы доставил тебя живым. Или прихвачу с собой достаточно доказательств твоей смерти.
— Звучит довольно круто, — равнодушно произнес разбойник. — Но боюсь, кишка тонка.
— Рассчитываешь на них?
— Натурально. Ты из тех дураков с цыплячьим сердцем, для которых добить лежачего совсем не то, что стрелять в того, кто на ногах.
— Значит, ты не из таких? — насмешливо спросил Питер, с отвращением глядя на поверженного врага.
— А что? Какая разница, кого и как убивать?
— Хватит болтать, — скрипя зубами, оборвал его Питер. — Сам напрашиваешься.
— Ты так думаешь? Знаю я вашего брата. Ты попался. Конец тебе!
— До меня не доберутся, — возразил Питер. — Я тоже изучил этих трусливых мексикашек.
— Где же это, позвольте поинтересоваться?
— Читал, слыхал, что говорят.
— Слыхал всякое дерьмо, — рассердился бандит, — от вонючих скунсов, что удрали отсюда. И читал писанину дураков, видевших страну из окошка поезда. Это у них есть время языком трепать. А те, кто действительно знает, слишком заняты, чтобы заниматься болтовней. Значит, ты считаешь, что мои ребята не попытаются меня выручить?
— Зачем им отдавать за тебя полдюжины жизней? Не жирно ли будет?
— Ты рассуждаешь как американец, — усмехнулся Тигр. — Будь они американцами, моими соотечественниками, тогда, пожалуй, среди них нашлось бы порядком проходимцев и шкурников. Но эти парни — мексиканцы. Слушай, что скажу. Час назад эти ребята злились на меня, из-за того что бегал от тебя. Они едва не полезли на меня с кулаками, потому что теряли из-за меня свое достоинство. Мексиканец бережет свое достоинство, как собака собственную шкуру. Но теперь, когда я в беде, они пускай будут голодать, но останутся здесь до тех пор, пока не выручат меня! Вот так. Каждый из них вспоминает сейчас все хорошее, что я для него сделал. Они не забывают добра. Скорее умрут, чем забудут!
Питер Куинс с досадой слушал речь раненого, понимая, что все сказанное — чистая правда. И как бы в подтверждение его внимание привлекли раздавшиеся снаружи грохот камней и треск сучьев. Выглянув, он увидел, что вверх по склону, тяжело перекатываясь, движется толкаемый неведомо кем огромный древесный ствол.
Бревно толкало не меньше двух дюжин рук. Оно так хорошо укрывало притаившихся за ним бандитов от пуль, что они могли подобраться неуязвимыми к самому входу. Кто-то из них нарвется на его пулю, но остальные окажутся невредимыми. Удастся выстрелить раз-другой, а потом они все навалятся на него. Рискнут ли пойти на приступ? Судя по упорству, с каким они продвигались к укрытию, сомневаться в этом не стоило.
Он вскрикнул, вызвав заинтересованность разбойника. Тот тоже захотел узнать, что происходит.
— Крикни-ка им! — приказал раненый.
— Зачем?
— Делай, что говорю, парень, — настаивал Тигр.
Питер больше не сомневался, что слышал этот голос в детстве. Он крикнул. Бревно на миг прекратило движение, и, воспользовавшись моментом, Тигр позвал:
— Гильермо!
Из-за ствола откликнулись.
— Иди-ка ко мне. Сеньор Куинс соблюдает перемирие. Давай
Гильермо немедленно поднялся из-за бревна и осторожно зашагал вперед. Остановившись у входа, посмотрел на обоих. Затем шагнул к Тигру, который поманил его к себе, и Гильермо опустился на колени. Главарь что-то коротко шепнул ему на ухо, и тот, вскочив на ноги, с презрением и страхом повернулся к Питеру Куинсу.
— Этот? — воскликнул Гильермо. — Вот он?
— Он ничего не знает, — произнес Тигр.
— Ну и ну! — усмехнулся Гильермо. — Даем ему десять минут, пускай уходит. Останется — прикончим.
И решительным жестом закончил разговор. Повернувшись на каблуках, зашагал к бревну и скрылся за ним.
Глава 29
СЧАСТЬЕ
— Видишь, — посмотрел на своего победителя Тигр, — путь свободен. Тебе дают десять минут — быстро в седло и дуй отсюда.
Сев на камень, Питер пристально посмотрел в лицо разбойнику.
— Зачем ты это сделал? — спросил он.
— Затем, — усмехнулся Тигр, — что, когда встану на ноги, хочу рассчитаться с тобой сам. Невелика радость, если тебя прикончит дюжина молодцов.
— Отлично, — заметил Питер. — Значит, оставляешь меня, чтобы разделаться самому. Правда, мне начинает казаться, что ты уже мог это сделать!
— Я? — удивленно заморгал гигант.
— Ты не стал стрелять, — сказал Питер, — хотя спокойно начинил бы меня свинцом. Ты же находился позади меня. Пока я оборачивался и вытаскивал револьвер, что тебе стоило запросто уложить меня полдюжины раз. Почему не убил?
— Осечка, — пояснил Тигр, невозмутимо глядя в глаза Питеру.
— А что за осечка заставила Гильермо выскочить отсюда, глядя на меня как на прокаженного?
— У Гильермо свои причуды.
— А я утверждаю, что за твоей осечкой и поведением Гильермо кроется одна и та же причина!
Он говорил явно наугад, но почувствовал, что попал в чувствительную точку.
— Теряешь время, сынок, — покачал головой Тигр. — Беги, пока есть возможность.
— Я задал вопрос.
— Если задержишься, в ответ захлебнешься свинцом.
— Тогда рискну глотнуть свинца.
— Дурак! — Тигр приподнялся на локте, но, охнув, откинулся назад. — Тебя же убьют, Питер! — задыхаясь, прошептал он. — Неужели не понимаешь?
— Старый негодяй, — процедил сквозь зубы Куинс. — Говори же, ты, кровожадный, мерзкий убийца, что за всем этим кроется?
Раненый застонал, но скорее от отчаяния и тоски, чем от обиды на оскорбительные слова.
— Хочешь спасти шкуру — беги быстрее, Питер!
— Я остаюсь!
— Питер!
— Ты говоришь так, — усмехнулся Куинс, — будто имеешь право командовать мною!
— Имею, — ответил разбойник. — Имею, хотя, возможно, сам потерял его. Но если уж ничто не помогает, открою правду: тебя просит уйти твой отец, Питер! — На Питера Куинса словно рухнули высокие скалы. — Твой отец, Питер, — медленно повторил раненый, ища ответа на ошеломленном лице парня. — Твой кровожадный убийца-отец! Уедешь, если он просит?