Семь трудных лет
Шрифт:
Уже в начальный период работы меня часто вызывал к себе Заморский и поручал независимо от систематизирования вырезок из газет подготавливать различные разработки, необходимые, как он оговаривался, американцам.
Я должен был, например, разработать в обширном отчете намечаемые в Польше реформы системы народного образования и описать главные направления новых концепций, которые в этой области начали вырисовываться. Речь шла главным образом о поисках данных, касающихся методов и масштабов гражданского воспитания молодежи в школах. Источником для этой разработки были вырезки из печати. Спустя некоторое время мне поручили написать столь же обширный трактат на тему о ядерных реакторах в Польше.
Когда в Польше началась подготовка
Уже для разработки статьи о ядерных реакторах мне, например, не хватало материалов в папках с вырезками. Эта нехватка стала ощущаться еще больше, когда я принялся за подготовку материалов о писателях. Я обратился к Заморскому и сообщил ему о моих соображениях. Вначале он пытался под любым предлогом отделаться от меня, но я понял, что он просто тянет время. Наверняка он обращался за советом к офицерам ЦРУ, как в данном случае мне поступить. Я ведь был еще молодым сотрудником радиостанции.
Я знал, что в «Свободной Европе» есть архивы, где хранятся секретные материалы, доступ к которым возможен только с согласия американцев. Мне хотелось добраться до них, но именно поэтому я не мог действовать опрометчиво и слишком настойчиво давить на Заморского. Поэтому я начал сперва сетовать на трудности, не позволяющие мне быстро и тщательно выполнить порученную работу. Я знал, что мой шеф не любит, когда кто-либо из подчиненных долгие часы пропадает в библиотеке или читальном зале «Свободной Европы», и поэтому пытался быть в поле его зрения, подчеркивая, что в библиотеке нет нужных для работы материалов. В течение многих дней я повторял эту сцену, сообщая о том, что буду продолжать копаться в справочниках и периодике. Когда я был уже уверен, что Заморский достаточно раздражен моим постоянным пребыванием в читальном зале (ему передавали мои слова, возможно даже со злыми комментариями), я решил использовать еще и тщеславие шефа. К тому времени я успел узнать его и с этой стороны. Он всегда хотел, чтобы им восхищались. Если умело затронуть эту струнку, то это могло принести, как я полагал, определенные результаты. Таким образом, я обратился к нему с просьбой, чтобы он, как человек опытный, умный, как хорошо известный автор, больше не лишал меня своих ценных указаний.
Заморский был приятно польщен и принял позу человека, наслаждающегося своим величием.
— Так и надо, пан Анджей, — говорил он с откровенным удовлетворением. — Именно так и надо. Кто спрашивает, тот не делает ошибок. Прошу об этом постоянно помнить…
Он посоветовал мне просмотреть подшивки «Культуры» и «Жиче литерацке», где я мог найти, по его мнению, богатую информацию, касающуюся писателей. Я поблагодарил его за «ценный совет», хотя уже раньше это сделал и действительно кое-какие материалы нашел. Однако меня интересовали не писатели. Надо было узнать, что находится в секретных архивах. Заморский об этом ничего не сказал. Так что я ни на шаг не продвинулся в самом важном для меня деле, говоря военным языком, продолжал оставаться на исходных позициях.
Опять на два дня я застрял в библиотеке, которая была для меня самым приятным местом во всей «Свободной Европе», поскольку туда приходило мало людей. Из польской секции чаще всего я там встречал Тадеуша Новаковского и Ежи Каневича (Тадеуш Мелешко), иногда туда заглядывал Заморский, но, пожалуй, лишь затем, чтобы проконтролировать
Наконец настал день, которого я ждал. Не знаю, сам ли Заморский рискнул принять решение или американцы дали ему такое распоряжение. Если бы инициатива исходила от него, я мог бы считать, что моя игра не осталась безрезультатной. Во всяком случае, однажды он вызвал меня к себе в кабинет и произнес короткую речь. Он говорил о доверни, какое питает ко мне, новому сотруднику, и требовал должным образом оценить этот факт. Затем вручил мне несколько папок и персональных дел, вынутых из стальных сейфов в комнате F-9. В них находились секретные материалы, к которым в принципе не имели доступа редакционные сотрудники «Свободной Европы». Еще в Центре мне говорили, что в отделе Заморского размещаются секретные архивы, но подтверждение этих сведений на месте ободрило меня. Для меня это был важный момент — я, кажется, сдвинулся с мертвой точки… Через несколько часов, выписав необходимые мне данные, я пошел к Заморскому, чтобы возвратить ему папки. Он был чем-то занят и, желая быстрее от меня отделаться, немного даже безразлично сказал:
— Папку прошу отдать пани Уршуле, а персональные дела — пану Микицюку.
Таким образом я узнал, где, кто и что хранит. Из многих таких мелких наблюдений, зачастую пустяковых деталей, я постепенно начал строить схему поступления информации в «Свободную Европу» и ее прохождения внутри этого учреждения, особенно в той части «Свободной Европы», которая носит название Восточноевропейского департамента исследований и анализа.
В моей схеме было еще много пробелов, мест, лично мною еще не проверенных, когда неожиданно меня вызвал Заморский и, изображая заботливого начальника, сказал:
— Пан Анджей, являясь молодым сотрудником нашего коллектива, вы должны познакомиться поочередно со всеми аспектами его работы. Представляется превосходный случай: пани Уршула уезжает в отпуск, я предлагаю вам на этот период исполнять ее обязанности и познакомиться с работой секретариата.
Заморский действовал хитро. Он не хотел оставаться без секретарши и одновременно, как мне казалось, опасался взять вместо нее кого-то со стороны. Дело было не только в доверии. Причины его опасений могли быть более прозаическими. Любая другая секретарша, хорошо знающая свои обязанности, без труда поняла бы и — что еще хуже — разболтала, что пани Уршула Ясиньчук, может быть, многое делает превосходно, но не имеет квалификации, необходимой на ее месте.
Конечно, я дал согласие на предложение Заморского, предвидя (и не без оснований), что работа в секретариате, даже кратковременная, позволит мне дополнить недостающие звенья в схеме прохождения информации. Без основательного знания этого механизма я не мог бы многого сделать. В игре можно рассчитывать на успех, только если знаешь слабые стороны противника. Таким образом, я последовательно продвигался к тому, чтобы, не вызывая подозрений, найти способ подключиться к цепи прохождения информации. Я знал, что этим путем сумею добраться и до источников информации, поступающей на радиостанцию «Свободная Европа».
Центр не подгонял меня. Я уже несколько раз отправлял материалы, но вместо похвал, которых я ожидал, получил указания быть осторожным и терпеливым. Я вновь как бы услышал голос Генрика, который перед отъездом неоднократно предостерегал меня от погони за быстрым успехом.
«В разведке терпение является более важным, чем, к примеру, в торговле розами, — говорил он. — Работа нашей службы напоминает высокогорное восхождение. Вначале ведется наблюдение за объектом, анализируются все препятствия, и только потом можно отправляться в путь. На трассе работаешь руками и ногами, чтобы иметь больше точек опоры. Нельзя идти дальше, если нет хотя бы одной абсолютно надежной точки. В разведке аналогично. Правда, работаешь только головой, но без проверенной точки опоры не сделаешь ни шагу вперед, если не хочешь подвергнуть себя риску провала».